Почему мы редко задумываемся над тем обстоятельством, какая поступь у ветра? Лёгкая, воздушная, почти эфирная или степенная, выправленная толщей веков и оттого кажущаяся почти безукоризненною? Кто ответит, кто подскажет правду…Возможно, что шагает он еле – еле, с ленцой, вразвалочку, а нам мнится, что то мчит к искомому рубежу на новеньких шинах шикарное авто.
Но если при разрешении данного вопроса многие из нас оказались бы в весьма затруднительном положении, то дельтапланерист Эдгар точно знал: поступь у бродяги – ветра своя, особенная, и сравнивать её с чем – либо другим было почти преступлением. Ветер являлся для него лучшим учителем и вдохновителем, он ласково трепал опытного пилота по плечу, принимая его таким, какой он есть, со всеми достоинствами и недостатками. Он поднимал Эдгара на головокружительную высоту, показывая ему оттуда красоты открывающихся сверху рельефных складок, морщин на лице земли. И тогда дельтапланерист ощущал себя маленьким, просто крошечным ребёнком, которого бережно качает в колыбели заботливый опекун – до того ему было спокойно и приятно в объятиях хрустальной выси. Стоило лишь найти подходящую вершину для манёвра и правильно осуществить разбег…
На видавшем виды планере виднелись пробоины, полученные из-за недостаточной сноровки владельца и теперь наспех им залатанные; рулевое управление частенько барахлило. Но Эдгар, несмотря на возникающие трудности, занятий дельтапланеризмом не бросал и рассекал хрупкую стратосферу упрямым клином. Свободолюбивый ветер являлся главным его попутчиком и сопровождающим; без влияния этого, как казалось пилоту, одушевлённого существа сборная конструкция летать не желала. Парень копил трудовые рубли, откладывал понемногу из личных сбережений для того, чтобы вновь выбраться на оперативный простор. И вот настал тот день, когда он в сопровождении двух спутников готовится взмыть в небесное пространство.
- Оксана! Дай ключ на двенадцать, крепление вот здесь немножко подтяну.
- Сам найдёшь – руки не отвалятся! – отвечает Эдгару норовистая Оксана, расположившись на гамаке в тени развесистого дерева – то ли лиственницы, то ли ясеня.
- Возьми меня с собой на верхотуру, Эд! – просит, настойчиво требует Олег, давний его приятель, разделяющий его специфическое увлечение.
Нужно отметить следующее обстоятельство: трёх молодых людей свела вместе тяга к экстремальному времяпрепровождению, к покорению стихии, пионерии и много чему ещё. Девушка, хоть и производила впечатление весьма тонко устроенной особы, увлекалась дайвингом и имела в своём списке не один десяток самых разнообразных погружений с аквалангом. Запечатлённые в результате ныряний в воду в её памяти образы оказались такими чёткими, что она и сейчас запросто могла подробно описать ту флору и фауну, которая произвела на неё неизгладимое впечатление: глубоководные кораллы – шевелящиеся мохнатые губки жёлтого и красного цветов, неимоверно раздутые от осознания собственной важности; стильные, гламурные рыбёшки уникальной окраски, деловито копошащиеся в иле и готовые проглотить без всякого сожаления себе подобных; электрический скат, машущий плавниками наподобие морской бабочки; раковины и ракушки интригующих форм и размеров, густо устилающие мягкую на ощупь поверхность дна. А также (уже на берегу) тяжёлый кислородный баллон, придавливающий девушку книзу, курчавый турок – инструктор по дайвингу с весьма плоскими и пошлыми намерениями, гостиница с тараканами по углам и поздний ужин в террасе под навесом с колоннами – рострами, украшенными декоративными завитушками. Освоить практику подводных погружений для Оксаны было вопросом чести, и за себя, и за всех тех подруг, которых мужья и бойфренды называли сухопутными курицами, не способными на должный подвиг с их стороны. Оказать достойный отпор турку стало возможным лишь тогда, когда Оксана во время очередного его похотливого подката ловко врезала ему между ног, изрядно повредив тем самым ту хрупкую вещицу, которая находилась внутри ширинки турка.
Следующий близкий знакомый Эдгара, Олег тоже имел весьма трудный и противоречивый характер, обожал конфликтовать по поводу и без повода. Адреналин впитался в его кровь вместе с молоком матери и теперь частенько давал о себе знать в проблемных и критических ситуациях. Пейнтбол, лыжные гонки по пересечённой местности, аквабайк – вот далеко не полный список его опасных занятий на досуге. И из каждого юноша обязательно должен был выйти победителем. Точно так же, как он всегда предпочитал знакомиться с самыми очаровательными и умопомрачительными девушками, легко дающими от ворот поворот не уверенным в себе кандидатам на роль их спутников. Олег поражений и в том, и в другом обычно не терпел, даром, что поведение его отличалось завидной наглостью и целеустремлённостью. Дельтаплан оставался для Олега не открытой пока отдушиной, и потому он с таким рвением уговаривал друга взять его с собой.
Согласиться на подобное приключение для Эдгара было равносильным самоубийству, и ему пришлось немного того утихомирить, пообещав обязательно прихватить, но уже в другой раз. Крепления перед полётом обязательно проверялись лично пилотом – до каждого болтика, до каждой гайки с тем, чтобы потом не возникло никаких эксцессов в воздухе. Иначе, при расшатывании одного из креплений, обеспечивающих устойчивость крыла, могло случиться непоправимое.
Наконец, все узлы конструкции были проверены, Эдгар произнёс последние напутственные слова, заключающиеся в следующем: “Если я всё – таки облажаюсь, то в том случае, если найдёте дельтаплан после падения, заберите его в полное своё распоряжение. Шутка, конечно”.
Полёт начался. Изменчивый ветер заметно крепчал, раздувая матерчатые перепонки аппарата. Стороннему наблюдателю тот показался бы сердитым драконом, устремляющимся в определённую точку пространства согласно заданным координатам. Пилот, управляющий столь редко встречающимся транспортным средством, попадался в данной местности так же часто, как индеец с украшением из перьев из произведения Джека Лондона.
Эдгар тянулся к пляшущему воздушному потоку со всей страстью, на которую только был способен. Раскрутившаяся болтанка развивала дрожь в теле и конечностях, вызывала слабость и лёгкое негодование. Дельтапланерист знал, что то были всего лишь кажущиеся недомогания, вызванные инстинктом самосохранения в его организме. Бороться, бороться, стиснув зубы. Дальше симптомы только усилятся. Высоту, набрать высоту. Повернуть рычаг управления немного вправо – так проще войти в нужный режим, вклиниться в нужный ракурс. Правильный выбор угла полёта давал пилоту довольно важные преимущества перед тем, кто совершал ошибку при градуировании дельтаплана на местности. А ведь он этого так долго ждал, чёрт возьми! Унылыми буднями, уставившись в скупую отчётность (он работал менеджером в одной развивающейся компании), зачёркивая цифры на забавном календарике с инопланетными разумными грибами из Альфа Центавры, он приближал и приближал момент, когда он вот так просто, отринув фирменный дресс – код и отодвинув рамки приличий, ринется в самую что ни на есть обитель свободы, freedom. Пусть графики развития, рейтинги продаж и диаграммы долей производящих активов подождут (хоть немного). Дельтапланеризм гораздо важнее. Вот он приподнялся ещё выше, и всё благодаря хулиганистому и чуть – чуть озорному и ершистому спутнику – ветру. Есть ли у него кроссовки, чтобы так быстро и ловко передвигаться по тонкому и невесомому небесному треку?
А панорама, панорама – то какая открывалась сверху! Не променяешь её на любые блага цивилизации, как – то: телевизионный ящик с полным пакетом подключения и супер – плоским экраном, наполненная доверху пузырящаяся ванна с шампунным ароматом алоэ вера и запотевшая в мини – баре бутылочка освежающего Хеннеси. Нет, это, теперешнее благо явно превосходило по своей значимости блага перечисленные.
- Я свободен! – кричал Эдгар в состоянии дикого восторга от происходящего. – Попробуйте меня отсюда достать, вы, копошащиеся в отчётном дерьме клерки, непоколебимые в самоуверенности администраторы, дебильные клиенты, которые постоянно нудят, жалуются на качество производимых товаров, соскребают этикетки в поиске призового бонуса в виде счастливой циферки или товарного значка. Вот вы где у меня сидите! – и проводил ладонью по области брюшины, где в идеале должна была располагаться печень. – Я на минутку стал другим! Беспечным, беззаботным, настоящим! К чёрту корпоративную этику и утомительное анализирование рынков продаж! Долой утренние пятиминутки в кабинете директора и инфернальные, выстраданные улыбки потенциальным покупателям и крахоборам! Всех вас ненавижу!
Эдгар ощутил, что сила ветра усиливается, амплитуда колебаний увеличивается. В горле запершило от иссушающего воздействия атмосферного потока, немного закружилась голова, терялась координация в пространстве. Но дельтапланерист был твёрд, как скала в своём желании преодоления стихии, в этом было его счастье и смысл существования. Только в полёте, обзаведясь искусственными крыльями, он оставлял там, где – то внизу трескучую городскую толкотню, сдобренную выяснением личностных отношений, перебранкой по поводу и без повода (самым главным поводом для Эдгара являлась парковка – места для стоянки мало, а разногласий неизмеримо больше). Забыть, окончательно, решительно забыть! Под ним медленно проплывала зелёная опушка с проплешиной посредине, похожей на маслянистую лысину Афанасия Ивановича – топ – менеджера предприятия; ущербная лесополоса, осознающая свою малогабаритность, но от этого нисколько не меньше страдающая, громоотвод чуть вдалеке, выставивший свой игольчатый клык в стратосферу, вздёрнутый кверху холм – Гоголевский нос, горделивый и распираемый от внушаемой им важности, две маленькие фигурки на холме – Оксана и Олег, приветственно машущие руками.
- Вижу вас отсюда хорошо, просто замечательно! – хотелось выкрикнуть Эдгару. – Не бойтесь за меня – здесь так весело и так круто! Завидуете, наверняка завидуете!
Оксана в синем беретике, прикрывавшем её от слепящих лучей, с удивлением наблюдала за парившим на высоте девятиэтажного дома другом, прикидывала так и эдак, что бы делала она, оказавшись в его положении. Сравнима ли подводная глубина с прелестью проникновения в чертоги богов, в самую их трепещущую сердцевину? Вряд ли. Может, она бы сошла с ума от непередаваемого страха, от погружения в иную бездну, разрежённую и менее приветливую, чем та, в которой побывала тогда она? Тоже исключено. Но в том, что для подобного увлечения нужна недюжинная смелость, Оксана вообще не сомневалась. Эдгар как – то сразу приподнялся в её глазах, неожиданно стал весомее, значимее, убедительнее как мужчина.
- Так и на влюблённость можно нарваться, - с внутренним смущением прикинула девушка. – Сегодня герой эпизода, рыцарь на пикирующем, захватывающем дух дельтаплане, а завтра уже полновластный хозяин твоего сердца.
Но она решила не спешить с далеко идущими выводами, а пока просто полюбоваться многократно выверенным манёвром Эдгара. А посмотреть было на что: серебристый летательный аппарат резко разворачивался по направлению флюгера и петлял, петлял убегающим от хищной лисицы зайцем по небесной тропе, по тамошним кочкам, редким ухабам и лежнику. Пассат его трепал, вывёртывал, крутил юлой, давал тумаков и затрещин, цеплял за матерчатые края и всячески подтрунивал. Как же удержаться в седле, если стихия сопротивляется, рвёт и мечет, отказываясь пускать человека в своё лоно, в святая святых? С помощью упорства и многочисленных тренировок.
- Сорвётся! – переживала Оксана, кусая напомаженные губы. – Потеряет нити управления и разобьётся насмерть! Надо его предупредить, пока не поздно!
Голос её задрожал, на глазах показались предательские слёзы. Казалось, что волнение проглотило её целиком, без остатка, не давая ей возможности уберечь лётчика от грозящей опасности – Оксана задыхалась.
- Ксюха, ты чего? – запоздало обратил внимание Олег. – Давление, оторопь, боязнь высоты? Раньше я такого за тобой не замечал.
- Всё когда – то происходит в первый раз, - тихо произнесла Ольга. – Мы рождаемся в первый раз для того, чтобы в первый раз умереть. Вот так.
А между тем дельтапланерист взмыл ещё выше, так высоко, как никогда прежде не поднимался. Крылатая машина достигла апогея, чтобы затем обязательно скатиться с вершины, в низину, туда, где снова нужно зарабатывать на кусок хлеба и плясать под капиталистическую дудку.
- Не хочу, не вернусь! – возмущался действием закона притяжения Эдгар. – До чего бестолково устроен мой воздушный корабль! Тогда, когда нужно подниматься к птичьим стаям, он падает, он срывается в замять, в провал, чтобы затем, спустя месяцы и годы вновь подняться в небо! Как я был бы рад, если бы мог хотя бы на йоту, хотя бы на один стук сердца освободиться от давлеющего влияния земной среды, от наводящих уныние понедельников, от оплаты коммунальных счетов и прочей бессмысленной возни!
Интересно, слышал ли его ветер? Ветер – лихач, ветер – гуляка, ветер – лихоимец, безудержный, угорелый, непритязательный, рассыпавшийся на атомы и пылинки, слившийся с солнечными бликами, с воздушной взвесью, с облаками, холмами, долинами, полностью в них растворившийся, но нисколько не расстраивающийся от данного обстоятельства. Он бежит, он скачет по небесной тверди, рассыпая золотистые искры – звёздочки гуттаперчевыми подошвами и даря проникнувшим в его великую тайну людям кусочек надежды, момент упоения, подлинную, первозданную чистоту и свежесть. Нет, Эдгару на своём дельтаплане, нелепом и примитивном, не суждено было даже приблизиться к его скорому шагу, к его дыханию, к его божественному и знаменательному движению, но даже то обстоятельство, что пилот пытался повторить его подвиг, оторваться от суеты, стать выше тех препонов и жизненных обстоятельств, которые руководили им до того, уже заслуживало самой лучшей похвалы.
Пусть нам с рождения не даны крылья, но кто сказал, что их невозможно приобрести? Ведь когда таковое случается, то мы, внутренне преображаясь, снимаем с себя ту наносную оболочку, которую, словно уродливое и грубое рубище, надела на нас прозаическая повседневность, открывая затем нечто такое, что является непревзойдённым, истинным сокровищем и что зовётся жемчужиною человеческой души.
Воистину, канцеляризмы - это бич и проклятие. Они тянут ко дну произведение вместе с читателем. Просто удивительно, как в рассказ, посвящённый таким предметам как ветер и полет вы умудрились напихать столько тяжеловесных неуклюжих конструкций. Если выписать из него все канцеляризмы, получится текст, лишь немного уступающий самому рассказу по размерам. Не нужно пытаться обрушивать на читателя весь свой словарный запас с первых строк без крайней на то необходимости. Тем более, что пока вы ещё не настолько владеете языком и зачастую со своим словарным этим запасом не справляетесь. За этим далеко ходить не надо - возьмем первое же предложение. "Почему мы редко задумываемся над тем обстоятельством, какая поступь у ветра?" Обстоятельством? Открываем словарь: "1. Явление, сопутствующее какому-н. другому явлению и с ним связанное." Эмм, является ли поступь ветра явлением?
Лезем дальше: "Явление - 1. Вообще всякое обнаруживаемое проявление чего-нибудь. 2. Проявление, выражение сущности, то, в чем она обнаруживается." Обнаруживаема ли поступь ветра? Скорее, нет, чем да, для кого как, раз уж мы о ней так редко задумываемся. (К слову, вопрос, задаваемый в первом предложении, как-то уж слега излишне категоричен. "Почему" обозначает, что дело обстоит именно так, что мы редко задумываемся о том, какая у ветра поступь. А вдруг это не так? Я вот, например, уже битый час только о ней и думаю.) Нет, скорее поступь ветра можно назвать не явлением, а качеством.
Чувствую, что если так дальше пойдет, мы залезем в такие дебри, из которых не выбраться ни на каком дельтаплане. А всё из-за одного слова. Давайте сойдемся на том, что слово "обстоятельство" означает некий установленный факт, определенное положение дел. Вот если бы у ветра была какая-то определенная поступь, скажем, легкая, можно было бы сказать "Почему мы редко задумываемся над тем обстоятельством, что у ветра легкая поступь?" Вот, уже ближе к делу. Кстати, если набрать в словарях Яндекса (знаю, знаю, фи) "обстоятельство", то вылезет куча ссылок на всякие юридические документы: "обстоятельства, смягчающие вину", "форс-мажорные обстоятельства" и проч и проч. Чувствуете? Канцелярит передает нам первый прозрачный привет. Отчего бы просто не спросить: "Почему мы редко задумываемся над тем, какая поступь у ветра?" Или, смягчая категоричность: "Часто ли мы задумываемся над тем, какая поступь у ветра?" Предложение стало заметно легче, дружелюбнее, легче стало и читателю.
"Толща веков" вряд-ли может что-то выправить. Может скорее расплющить. То есть понятно, что имеется в виду долгий, непредставимый промежуток времени, ибо ветер присутствовал на нашей планете задолго до возникновения первых микробов. Но "толща" здесь не совсем подходит, можно подобрать множество других прекрасных слов, предназначенных именно для этой метафоры. Каких? Вот в этом и состоит практически основная задача автора - найти нужные слова в нужном порядке, зачастую неожиданные (не помню кто говорил, что каждое предложение должно быть как новая химическая формула неизвестного вещества) и постараться их подружить, а не сталкивать лбами.
"Кто подскажет правду..." - сомневаюсь, что правду можно подсказать. Сюда просится "кто подскажет ответ", но "ответит" уже появился долей секунды раньше, а повторяться нельзя, но как-то нужно довести до конца эту попытку вырисовать риторическую фигуру, и вы её довели не самым удачным образом.
Второй абзац - лирическое отступление о том, чем является ветер для отважного Эдгара - практически уничтожается фразами, его окаймляющими: "при разрешении данного вопроса" - ну прямая цитата из протокола заседания какого-нибудь облисполкома, и последним предложением, в котором зачем-то появляется "манёвр" и "осуществить разбег". Погибает отступление в шредерных челюстях этих равнодушных бесцветных фраз.
"Без влияния этого... одушевлённого существа сборная конструкция летать не желала" - ну вроде всё правильно, "влияние - действие, оказываемое кем-чем-н. на кого-что-н., воздействие" (я, как вы, наверно, заметили, при каждом удобном случае (вернее, неудобном - когда меня что-то в фразе не устраивает, кажется, что какому-то слову в нём неудобно) лезу в словарь, ну на то я и буквоед). Но вставьте его в практически аналогичное предложение, эмм, ну например "Паруса расправились под влиянием ветра". Что-то не то, да? Семантический перекос. И очередное влияние канцелярита на восприятие текста.
Вы уж не обессудьте, что рецензия получается какой-то однобокой. Вот дался ему этот канцелярит - скажете вы. Ну а что поделаешь, если у вас его столько? Иногда просто поражаешься - говорит человек нормальным человеческим языком, естественно и понятно, а как только садится и пытается изложить свои мысли и ЧУВСТВА на бумаге - выходят из-под пера какие-то изувеченные, закрученные в спираль душные предложения, из которых там и сям выпирают серьезные умные слова. Так и хочется дернуть его за рукав и спросить: эй, ты чего? Что с тобой? Серьезность интонации достигается не обилием серьезных слов. Сколько ни говори "сахар" - сладко не станет.
"Парень копил трудовые рубли" - ну шо за соцреализм? Представляется вихрастый русоволосый токарь первого разряда в берете, но никак не менеджер, корпящий днями над "скупой отчетностью". Такими стилистическими сбоями усеян практически весь текст. Он неровен и кочковат, если не сказать - ухабист.
"Откладывал понемногу из личных сбережений" - то есть сначала откладывал деньги - получались сбережения, а потом ещё откладывал из сбережений?
"Оперативный простор" - о Боже мой.
"Взмыть в небесное пространство" - ну-ну. "Хрустальная высь" и "хрупкая стратосфера", похоже, истощили все силы, которые были вам нужны для поиска эпитетов, обозначающих небо.
"Надо отметить следующее обстоятельство" - количество погонных метров текста пухнет на глазах. Я понимаю, когда платят построчно но вот в такой зарисовке зачем всё это городить?
"Запечатлённые в результате", "флора и фауна", "неизгладимое впечатление" - набившие оскомину слова и обороты, скучные, как и непонятно зачем вставленные описания домогательств инструктора к мужественной Оксане. "Стильные, гламурные рыбешки" - после этого хочется немедленно отложить текст в сторону, ибо автор расписывается в собственном бессилии изобразить мир, делегатом коего являются воспоминания Оксаны. "Себе подобных" соседствует с "наподобие". "Которых мужья и бойфренды называли сухопутными курицами, не способными на должный подвиг с их стороны" - три раза перечитал, но так и не понял что за подвиг с чьей стороны. "Оказать достойный отпор турку стало возможным лишь тогда, когда Оксана во время очередного его похотливого подката ловко врезала ему между ног, изрядно повредив тем самым ту хрупкую вещицу, которая находилась внутри ширинки турка" - ну что это за монстр? Зачем тратить столько слов на описание элементарной ситуации? Хотя можно и ещё больше: "Оказать достойный её положения в собственных глазах, да и в глазах случившихся рядом собратьев по занятию дайвингом, которых хитросплетения судьбы столкнули на этом участке пространства-времени отпор незадачливому турку стало возможным тогда и только тогда" - нет, устал. И так понятно, что цель не стоит затраченных на неё средств. Многословие, многословие. Достоевский говорил: "Величайшее умение писателя — это уметь вычёркивать." Хотя этому своему совету он сам не очень-то следовал (оно и понятно - ему-то как раз построчно платили), но нам имеет смысл к нему прислушаться.
"Следующий близкий знакомый Эдгара" - достойный зачин описания второго спутника (а почему бы его просто и не назвать "вторым спутником"), в котором также много длинных утомительных слов.
"Крепления перед полётом обязательно проверялись лично пилотом – до каждого болтика, до каждой гайки" - эта тщательность абсолютно не вяжется с наспех залатанными пробоинами выше.
"Напутственные слова", как правило, произносит не те, кто отправляется в путь, а провожающие.
"Индеец с украшением из перьев из произведения Джека Лондона". Индеец с украшением из перьев из произведения Джека Лондона - писателя из Америки.
Многословное описание полета, местами похожее на технологический отчет. "Скупую отчетность" - а бывает щедрая отчетность? "Отринув, ринется". "Освежающий Хеннеси", ыхыхы (с двумя "с", кстати). "Исушающее воздействие атмосферного потока" - даа, дельтапланеризм - это серьезно. "Ущербная лесополоса, осознающая свою малогабаритность, но от этого нисколько не меньше страдающая" - то есть осознание своей малогабаритности должно было как-то облегчить страдания ущербной лесополосы? Право, не поймёшь эти лесополосы.
И речь героев. Ну это вообще ни в какие ворота.
"Снова нужно зарабатывать на кусок хлеба и плясать под капиталистическую дудку" - от этих слов словно замаячили где-то вдалеке пентагонские ястребы из оплота апартеида. "Правдой" повеяло и карикатурами Ю. Черепанова. Ну сколько можно уже в самом деле.
"Давлеющий" - нет такого слова. Есть "довлеющий", изначально обозначающее "достаточный". Потом уже оно почему-то стало обозначать также и "тяготеющий над". Немало копий, кстати, было сломано по поводу этого слова, и сейчас в словаре во втором значении оно сопровождается пометкой "разговорное", что не смущает тех, кто употребляет выражение "эпицентр событий" и прочие умные слова.
Вот такие замечания вкратце. Нет сил просто подробно разбирать каждое место, о которое я при прочтении споткнулся, лелею надежду, что теперь вы и сами можете разглядеть, где тект вдруг становится ненужно тяжеловесным и иногда занудным.
Но всё же основным недостатком произведения является, на мой взгляд, избыток пафоса. Слишком каким-то приторным получается это сладкое слово "свобода". И местами этот пафос перерастает в гордыню главного героя. Как ни парадоксально, но Эдгар не свободен на самом деле. Даже в небо он тащит весь свой быт и опостылевшую службу - для того, чтобы ещё раз рассмеяться ей в лицо. Получается как у той принцессы из "Обыкновенного чуда": "Три дня я гналась за вами... Да! Чтобы сказать, как вы мне безразличны." Или как в моей любимой притче про двух монахов и женщину у реки.
Мне мнится, что по-настоящему свободный человек даже не подозревает - от чего именно он свободен. Он не встает утром и не начинает перечислять: "так, я свободен от коммунальных платежей, от благ цивилизации, как-то: (далее перечень благ), от того, от сего". Ему некогда этим заниматься; он живёт. Таков ли Эдгар? Судя по тому, что мы узнаем о нём из текста - нет. "Не хочу, не вернусь!" - говорит он и выдает напыщенную тираду. Ну так в чем проблема-то? Не хочешь - не возвращайся. А раз так необходимо вернуться - вспоминай о том, куда возвращаешься тогда, когда снова там окажешься. Чего сложнее? Летай ради полета, любуйся опушкой, не вспоминая при этом Афанасия Ивановича, на фиг мне сдался твой Афанасий Иванович, которого я никогда не видел и, надеюсь, не увижу, а теперь я не могу вместе с тобой увидеть и эту опушку, потому что ты не смог мне рассказать о том, какая она, не приплетая сюда Афанасия Ивановича. "Забыть, окончательно, решительно забыть!" - говорит герой. И не забывает, ну хоть ты дерись.
На этом можно, наверно и закончить, по крайней мере - пока. Искренне надеюсь, что вы согласитесь хоть с чем-нибудь из того, что я тут нагородил. Нет - прекрасно, давайте общаться дальше. Спасибо за доверие и внимание и - удачи.
Антон, дружище! Вот читаю рецензию и вспоминается фраза, выловленная этим летом в Никитском ботаническом саду. Заслушавшись стрекотанием, один очень колоритный житель Украины промолвил: "Як цикаду расперло!" С ДР!
*он ласково трепал опытного пилота по плечу, принимая его таким, какой он есть, со всеми достоинствами и недостатками*.
*На видавшем виды*
*несмотря на возникающие трудности*
*Свободолюбивый ветер*
эти моменты меня сразу же напрягли, и, честно говоря, я Вашу новеллу так и не дочитала, хотя, безусловно, есть что-то и не такое прямолинейное.
Писать сетературную прозу вообще сложно, ибо говорю сразу - большой объем не пойдет, ибо времени ни у кого нет помнить, что там было в 18 главе, когда 22 появится через 34 недели...
Да и новеллы народ читает мало - идут стихи - емкие формы, поэтому заинтересовать читателя нестихотворным текстом непросто...
Мне очень нравится, как пишет Serjan - http://www.reshetoria.ru/user/Serjan/index.php?idmenu=11
Возможно, и Вас это заинтересует.
Когда-то меня учили так - первое, пришедшее в голову, выбрасывать, как-то - кровь-любовь.
Искать что-то отличное, свое.
Вы очень и очень неординарны в стихах.
Пробуйте, конечно, себя в прозе.
УДАЧИ!
Уважаемая Роза! Большое вам спасибо за комментарий! Я ценю тех людей, которые говорят правду. Думаю, вы согласитесь, что в творчестве нужно искать СВОЁ место под солнцем. Есть возможность попробовать свои силы в новом жанре - отчего бы не попробовать?
На мой взгляд рассказ претенциозный и неискренний, и в этом его недостаток.Если написать его синопсис, он бы выглядел так: забавы мажоров в предощущении любви и дружбы.Отсюда и напряги в подборе человеческих слов.Писать бы как в личном дневнике: подкожную истину или подспудные мыслетечения... Тогда это будет душевный обмен, а не обман.Удачи.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!