К панельным многоэтажкам от остановки можно пройти под большой аркой. Сначала надо подняться по семи мраморным ступенькам. Тогда справа будет большой продуктовый супермаркет, слева аптека, кафе на пять столиков и книжный магазин.
Магазин – новый, окна-витрины большие, много света, кондиционеры.
Запах типографской краски улетучивается быстро, а запах тлена и пыли библиотеки со стажем еще не поселился под лупой стеклянных витрин.
Выбор книг хороший, можно заказывать новинки и привезут из Столицы – любую. Оставить номер мобильного телефона и вам сообщат о получении заветной книги.
Спрос есть – микрорайону лет тридцать и книголюбы в основном из старшего поколения не перевелись.
Отдел канцтоваров в глубине. Посетителей летом – почти нет. Оживление здесь начинается в конце августа.
Так думает заведующая – Раиса Георгиевна, скрестив руки на груди, наблюдая, как заходят-выходят покупатели в супермаркет.
Их много и это огорчает Раису Георгиевну.
Середина дня. Часов до четырех покупателей практически не бывает. Раиса Георгиевна отпустила продавщицу Анжелику, попросту – Лику, покушать салат в кулинарии супермаркета.
Сухонькая старушка появилась, будто уплотнилась из воздуха, выскользнула в странной одежде, из солнечных завихрений теплого дня.
Серая, «глухая кофта». Юбка почти до пят, тапочки какие-то легкие. Кожа провисла на ногах, неопрятно, почти до белых носочков и поначалу Раисе Георгиевне показалось, что у старухи съехали коричневые чулки. Косынка белая, в мелкие цветочки – на голове. Лицо – крепко сжатый, костистый кулачок.
Глазки цепкие, блёклые, словно разбавленные водицей. Всё видят, но только для того, чтобы тотчас заметить какое-то несоответствие, сделать замечание, процитировать – из библии, воззвать к совести, попытаться вразумить, усовестить и наставить на путь исправления прегрешений.
Раиса Георгиевна вдруг застеснялась. Глубокого выреза, панциря чашечек модного бюстгальтера, готовые отскочить под напором большой груди мелкие пуговки блузки.
Она подумала, что зря её надела сегодня. Надо вообще от неё отказаться. Хорошо хоть юбка – ниже колен.
Старуха зыркнула, строго, осуждающе, но промолчала.
– Талалаева улица, тридцать два? – спросила она.
– Да. Это – наш адрес. Что вы хотели? – ответила Раиса Георгиевна.
– Значит, мне не зря откровение явилось.
Раиса пожала плечами. Мало ли чудаков и книголюбов – заходит. Но старуху она прежде не видела.
– Общие тетради у вас есть. По девяносто шесть листов – меня интересуют.
– У нас, разные тетради. Есть, и такие. Пройдемте. – Увела её вглубь магазина, подальше от полок на входе, забитых детективами и любовными романами в глянцевых обложках, похожих на этикетки молдавского коньяка.
– Вот же они! – укоризненно ткнула перстом старуха.
Она достала с полки толстую тетрадь. Темно-синяя обложка и яркая, с огненным хвостом то ли комета, то ли другое небесное тело, блестела, сгорая на излёте в темно-синем, почти черном небе.
Полистала, потёрла между пальцами бумагу, проверила плотность. Посомневалась.
– Немного навощённая. Под тушь нам надо. Переписывать «Огненную книгу будущего» – головой покачала, – сколько их у вас?
– Вот – всё, что есть на полке. Летом мы много не заказываем – каникулы.
– Шесть – мало! Нам не меньше двадцати штук надо. Несколько человек у нас этим занимаются. Переписчики. По гла’вам. Надо сохранить для будущего.
Она просмотрела каждую тетрадь, дотошно прощупала страницы, сшивку, посомневалась. Поставила на полку, снова взяла одну:
– Нет же! Этот особый знак – Звезда Вифлеемская на обложке… воссияла. И мне было ясное виде’ние!
– Хотите – мы закажем ещё. Надо будет подождать несколько дней.
– Тогда я, пожалуй, возьму. Да – возьму все. Думаю, Степан Тимофеевич меня не заругает. Он у нас всем этим делом руководит. Строоогай!
Старуха начинала утомлять, но Раиса Георгиевна была заведующей магазином, опытным продавцом, с большим стажем, поэтому молча пожала плечами, давая ей возможность самой принять окончательное решение.
Старуха достала из холщевой, серой сумы замусоленный кошелек, долго выковыривала из него копейки. Расплатилась, потом аккуратно спрятала в пустом отделении чек.
– Пакетик вам нужен?
– А сколько он стоит?
– Нисколько. Так положено – вместе с товаром.
Старуха, не разворачивая, сунула невесомый, розовый пакетик в свою сумку, кивнула вежливо и вышла.
– Колокольчик над дверью почему-то не звякнул? – подумалось тогда, но мысль продолжения не имела, потому прибежала смешливая Лика и Раиса Георгиевна пошла в крохотный кабинетик, пить кофе с корицей, посидеть, помолчать.
Обычный ритуал в середине дня. Потом созвонилась с менеджером насчёт дополнительного привоза тетрадей.
Пятница прошла незаметно. В субботу была хорошая погода, всех потянуло за город.
Только зашел в середине дня странноватый Эдик. Он писал романы, публиковал их под псевдонимом «Эдисон» на разных сайтах. Днем он выходил, чтобы размяться, купить хлеба, молока и «еды» и глотнуть кислорода.
Опрятный, скромно одетый, в джинсах и лёгкой курточке. Забредал в магазин, долго рассказывал о новостях интернета, своей переписке с известным писателем Присыпкиным, плавно соскальзывал на книжные новинках, многочисленные литературные премии.
Раиса Георгиевна слушала его в пол уха, улыбалась изредка. Эдик жил один, подолгу молчал, сидя за компьютером, и ему надо было истратить какую-то часть слов, дневной запас, озвучить их вслух и Раиса Георгиевна была подходящей кандидатурой.
Он рассказывал, а мысли его при этом были нездешние, как если бы радио озвучивало некий текст, не заботясь сильно о его смысле.
Раиса Георгиевна захотела рассказать ему про старуху, потом передумала и была немного рассеянной.
Эдик вдохновенно рассказывал, с каким удовольствием он перечитал роман «Будденброки», и во многом это заслуга ещё советской переводческой школы.
– А… да-да – Генрих Манн, – сказала Раиса Георгиевна.
– Позвольте, это же Томас Манн, – вскинулся Эдик.
Раиса Георгиевна, в прошлом дипломированный филолог, зарделась пунцово, стала извиняться, досадуя на себя:
– Кто тянул за язык?
Эдик тотчас замолчал, словно обидели его – лично, раскланялся и ушёл.
В воскресенье она занималась домом, уборкой. Решила бороться за талию, приготовила лишь холодник, поела с удовольствием, но осталась голодной.
Устала и прилегла отдохнуть.
Дети – Света и Митя, были у бабушки, в Ивановской области. Муж давно уехал на заработки, на Алтай, там успешно, вскоре – прижинился, остался.
Проснулась она – поздно, разделась, разобрала кровать и долго не могла уснуть. Ей вдруг показалось, что кто-то бестелесно присутствует в спальне,
стоит рядом, наблюдает за ней. Стало жутковато. Она лихорадочно искала ответа на простой вопрос – почему этого не было раньше?
Сон не шёл. Она перебирала свою жизнь, бедную на события, понимая, что будущее будет очень похоже на настоящее, без ярких пятен, серьёзных отношений с мужчиной свой мечты:
– А, какая у меня, собственно – мечта?
И получалось, что плывет она безвольно по течению, из одного серого дня, в другой, ничего не предпринимая для того, чтобы сделать свою жизнь яркой, интересной:
– Халда! – вспомнила она обидное, как плевок в лицо – слово.
Они были в этнографической экспедиции, смешливые студенточки. За ней приударял молодой кандидат, их руководитель. Перспективный, не урод.
Но она почему-то не откликнулась на его знаки внимания. Вот тогда подружка Вера
и «выплюнула» это слово.
И чем меня завлёк-уломал, мой – Васёк… Трубачов! Хамоватый строитель-монтажник? И двоих деток родила, как во сне! И любуюсь теперь – на своё чудесное – корыто!
Она выпила тридцать капель пустырника, подумала, что назавтра лицо будет припухшее, как подушка и мгновенно уснула.
Утром во что-то оделась, не особенно копаясь в шкафу, без всякого азарта или настроения.
Возле магазина её уже поджидал «едкого» вида старичок. Бросилась в глаза корявая наколка, сквозь жесткие, короткие волоски на фалангах пальцев рук – «СТЁП».
В прозрачном пакете она увидела давешние тетрадки и подумала, как неважно начинается новая неделя.
Старик был высокий, сутулый, мосластый, рукастый, голова исхудалой лошади, вихры седые. Уши – непропорционально-большие. Толстенные линзы, словно держали глаза на пружинках, приподнимая их над большим, нудным – носом. Этакий – неподкупный ревизор на пенсии.
Был он в светлой рубахе с короткими рукавами, светло серых брюках и начищенных до блеска, немодных, коричневых сандалиях кивнул, поздоровался.
Раиса Георгиевна открыла магазин, выключила сигнализацию. Старик терпеливо наблюдал за ней сквозь стеклянную витрину.
Она непроизвольно заторопилась, хотя до открытия было ещё несколько минут. Жестом пригласила войти.
– Тут вот – неувязка, – сказал он.
Вытер тщательно ноги о коврик. Полез в пакет, чек из-под обложки верхней тетрадки достал:
– Не годятся они нам. Бумага тонковата, да и вообще – не того качества. Попробовали написание на нескольких глаголях.
Он раскрыл тетрадь. В несколько столбиков каллиграфической вязью шли выписанные по алфавиту, начиная с «А», странные слова:
Абдикация
Абонировать
Аггел
Адинамия
А дли
Айда
Акклиматизировать
Аккомпанировать
Акцептовать
Алкать…
Они, словно протравили, насквозь кислотой толщу страниц тетради причудливым кружевом и сквозь него проглядывала изнанка задней обложки.
– Мы же их не делаем – только продаём, – строго сказала Раиса Георгиевна.
– Дак, мы и не в претензиях лично к вам. Только хотим деньги вернуть.
Раиса Георгиевна оформила возврат четырех тетрадей. Деньги отдала свои, из кошелька – касса пока была пуста. Записку оставила, чтобы потом не забыть, вернуть.
Она подняла голову. Старика не было.
– Колокольчик над дверью почему-то не звякнул?
Она несколько раз открыла-закрыла дверь. Колокольчик тонко вызвонил.
Но никто не вошёл. И стало, вдруг – тревожно.
– Надо было у старика адрес взять, – запоздало подумала она.
В супермаркет напротив, валила плотная толпа покупателей.
– Должно быть – акция, сегодня. Может, сёмгу – уценили?
В другой день она бы вывесила на двери табличку – «технический перерыв», кинулась в первых рядах, но сегодня ей было всё равно.
Лика, как обычно, слегка запаздывала. Влетела в пустой магазин. Пронеслась от остановки, как на пожар. Дышала глубоко. Извинилась:
– А, тут – тетрадка какая-то? Забыли? Чё, делать?
Раиса Георгиевна раскрыла тетрадь. Страницы были девственно чистыми.
– Чё, чё! Чечёточная! То же… мне! Когда научишься говорить – по-русски! – возмутилась она.
Пошла в кабинетик пить кофе с корицей.
В парке отдыха, в парке
за деревьями светел закат.
Сёстры «больно» и «жалко».
Это, вырвать из рук норовят
кока-колу с хот-догом,
чипсы с гамбургером. Итак,
все мы ходим под Богом,
кто вразвалочку, кто кое-как
шкандыбает. Подайте,
поднесите ладони к губам.
Вот за то и подайте,
что они не подали бы вам.
Тихо, только губами,
сильно путаясь, «Refugee blues»
повторяю. С годами
я добрей, ибо смерти боюсь.
Повторяю: добрее
я с годами и смерти боюсь.
Я пройду по аллее
до конца, а потом оглянусь.
Пусть осины, берёзы,
это небо и этот закат
расплывутся сквозь слёзы
и уже не сплывутся назад.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
