Маргарита Эдуардовна вздохнула, вынула из мусорной корзины толстенькую пачку фотографий и запихнула их в сумку, где уже скопилось немало вещиц, каждая из которых была дорогой памятью. Сумка раздулась, потеряв элегантную форму. Остальную дребедень, имевшую хоть какую-то ценность - настольные органайзеры, сувенирные часы, барометры, наборы ручек, блокноты - сложила в пакет и вышла в приемную.
- Леночка, посмотрите, может, пригодится что-нибудь. А нет, так выбросите.
- Маргарита Эдуардовна, - ахнула секретарша, - это же целое богатство. Ой, а можно, я это домой унесу? Ванька бы так обрадовался...
Четырехлетний Леночкин сын, судя по ее рассказам, постигал мир со скоростью локомотива.
- Ну конечно, можно, - улыбнулась начальница.
- И еще. Там ребята с подготовкой банкета зашиваются. Я пойду, помогу им?
- Да-да, идите, только телефон на меня переключите.
Кабинет без фотографий на стенах, без привычных безделушек выглядел пустым и безликим. Так и надо уходить, не оставляя ни крошки себя, чтоб новому человеку не пришлось выдавливать ее личность, чтоб проще было ему тут обжиться. Только цветы на подоконнике остались, но с ними как-нибудь разберутся. Кстати, надо их полить. В последний раз.
Сегодняшний день с утра пошел не очень удачно, вразрез с планами. То есть, сначала как раз все было хорошо. Она съездила на служебной машине в банк, хоть служебная ей уже не полагалась, формально она была уволена накануне, оставалось только пропуск сдать, но шофер Саша договорился в гараже, что сегодня еще поездит с ней, выяснила, что расчет уже поступил, сняла все деньги, перевела их в доллары, порадовалась немалой сумме, закрыла текущий счет и поехала в другой банк, где ей должны были оформить карту "виза". Оказалось, не оформили. Клятвенно пообещали сделать после обеда, но на вечер была назначена отвальная в институте, значит, только завтра. А пока деньги вместе с документами и билетом на самолет лежали в отдельном пакете на дне сумки. "Ничего страшного, завтра свободный день, все успею, только такси надо будет заказать", - думала Маргарита Эдуардовна. Конечно, можно было оформить перевод, но это, во-первых, долго, а во-вторых, жаль терять десять процентов.
Ее постоянно щекотала мысль о том, что послезавтра начнется новая жизнь, в другой стране, и она наконец увидит сына.
Женя уехал в Штаты год назад. Физик-астроном по образованию, он несколько лет пытался найти работу, перебивался левыми заказами по программированию, редактировал какие-то статьи, поработал даже ночным сторожем. Отчаявшись трудоустроиться, разослал резюме в интернете, и вскоре получил приглашение в Ликскую обсерваторию. Обосновавшись там, прислал вызов и ей, а она все тянула с оформлением, заканчивала тему, помогала аспирантам, пока ей не намекнули в директорате, что, несмотря на заслуги, все-таки пенсионный возраст, ну вы сами понимаете... Маргарита Эдуардовна поняла и начала выправлять бумаги на выезд. И искать покупателей на квартиру.
Покупатель нашелся быстро, цена устроила всех. Осталась мелочь - получить деньги и поставить последние подписи.
В сумке заиграл мобильный.
- Слушаю.
- Маргарита Эдуардовна? Здравствуйте. Это Владимир, я насчет квартиры.
- Здравствуйте, Володя. Вы передумали ее покупать?
- Нет-нет, но тут такое дело. Мы ведь с вами договаривались на завтра?
- Да.
- Понимаете, мне нужно срочно уехать, по делам. Вернусь дней через пять. Если это возможно, давайте закончим сейчас?
- Даже не знаю, Володя. Я как раз сегодня совершенно не охвачена финансовой сферой. Завтра съезжу в банк, и тогда смогу сообщить вам номер счета.
- А если наличными? Я бы подъехал к вам через полчасика, с нотариусом.
- Хорошо, приезжайте. Я закажу вам пропуск.
Они приехали действительно через полчаса. Деловые люди. Разложили бумаги, достали деньги.
- Пересчитайте, пожалуйста.
- Маргарита Эдуа... Ой, простите, я не знал, что вы не одна, - влетевший в кабинет Женечка резко затормозил, поморгал, потряс головой, будто приходя в себя, - а там эээ... все готово. Вас ждем. И время уже.
- Хорошо, скажи, пусть рассаживаются. Я сейчас. Отвальная, я ведь последний день сегодня, - объяснила она, оборачиваясь к Володе с нотариусом. Те заулыбались, закивали:
- Да-да, мы уже уходим.
- Ох, подождите. Ключи-то, чуть не забыла.
Вот и все. В кармане остался единственный ключик от съемной квартиры, срок на которую истекал завтра. Даже хорошо, что квартирный вопрос улажен, больше времени останется пообщаться с Мариной, давнишней и, в общем-то, единственной подругой.
Женечка ждал в коридоре. Увидев ее, бросился навстречу.
- Ну что же ты не пошел ко всем?
- Королеве положен паж. А я - ваш вечный паж, - заулыбался тот.
- Королева в отставке это уже не королева, а просто бабушка.
- Да ну, какая вы бабушка?
- Обычная бабушка. Шестьдесят пять лет, дорогой мой. Шестьдесят пять.
Маргарита Эдуардовна любила Женечку, своего последнего аспиранта. И не только потому, что будучи тезкой сына, он и внешне походил на него, а потому еще, что был он улыбчиво открыт, и мыслил легко и свободно. Он генерировал идеи, часто противоречивые, но главное - не боялся их высказывать. Стройности мышления не хватало, но это придет потом, с опытом. "Мой солнечный мальчик" - называла она его, а про себя давно решила, что, устроившись в Штатах, постарается найти ему там достойное применение, какой-нибудь контракт, и вызовет.
А пока будущий великий ученый жил в хрущобной коммуналке типа "на тридцать восемь комнаток всего одна уборная", называл ее "мой бомжатник" и мечтал об отдельной квартире, пусть маленькой, но чтоб туалет и ванна только свои, и кухня, и тишина, без склок и очередей. После отъезда сына Маргарита Эдуардовна по выходным зазывала Женечку к себе домой, "на компьютер", предлагала пожить у нее, комната все равно пустует, но тот отказывался, говорил, что не хочет привыкать. Она понимала, что дело не в привыкании, а в личной жизни - неудобно ему водить к ней своих девушек, и не настаивала, пусть сам решает, не маленький. Когда продала квартиру, подарила ему компьютер и любимое кожаное кресло, сказала - на память. "Это не на память, это целое наследство", - сказал тогда Женя, попросил еще журнальный столик и тут же его получил.
Комната для совещаний была украшена воздушными шарами. На столах, сдвинутых буквой П, громоздились тарелки с едой, бутылки, фрукты, коробки. "Ах, молодцы, мои ребятки, как постарались!" Ребятки, от молоденьких аспирантов и лаборантов до седых кандидатов и докторов, при ее появлении встали и зааплодировали.
- Славные мои люди, - начала Маргарита Эдуардовна, добравшись до места во главе стола и взяв бокал, - все вы и каждый из вас стали моей настоящей семьей. Мы с вами столько сделали, столько пережили, у нас столько поводов для радости и для грусти, и я не хочу, чтоб это все забылось. Последние испытания прошли успешно, но это не повод опускать руки. Впереди много работы и новые темы. Меня с вами больше не будет, и это тоже не повод. Надеюсь, очень надеюсь, что следующим начальником нашего отдела будет именно тот, кого я рекомендовала. А вам всем я хочу сказать - спасибо. Спасибо за наш замечательный коллектив. Спасибо за вашу работу. Спасибо за то, что вы все такие хорошие. И давайте сегодня просто веселиться. Жизнь продолжается!
К ней подходили, говорили теплые прощальные слова. Звучали тосты. Программисты принесли гитары и сбацали что-то веселое, переделанное, очень в тему. Включили музыку, вечер заколыхался на волнах французского шансона, и она тоже танцевала. Устали, опять уселись за столы, потом пели душевное, Окуджаву и Визбора.
Домой Маргарита Эдуардовна приехала поздно. Шофер Саша проводил до самой двери. В голове шумело. Она бросила туфли и сумку в прихожей, прошлепала в комнату, быстро разделась, легла и сразу заснула. Завтра будет день, будут заботы. На душе было грустно и легко.
***
- Замуровали суки, - Хриплый подергал здоровенный амбарный замок, висевший на железной двери в подвал, - вот не зря у меня с утра предчувствие пакостное было.
- Иииии, - скроив плаксивое выражение, Машка приготовилась плакать, - Что ж теперь будет, а?
- А ничего, Машунь, не расстраивайся. Найдем что-нибудь еще, - Пухлый, утешая, положил руку ей на плечо, - Прорвемся, где мы не пропадали.
На площадке первого этажа щелкнул замок.
- Тссс, - Пухлый переместил руку на Машин рот. Они замерли, даже дышать почти перестали.
- А ну, бомжары вонючие, пошли прочь! Вон, говорю! Сейчас ментов вызову, мало не покажется! - голос, однако, не перемещался от своей двери, к тому же принадлежал старику. Значит, бить не будут. Троица медленно потащилась к выходу.
- Да вызывай, хоть все министерство внутренних дел, - Хриплый не мог удержаться, чтоб не вставить свои пять копеек.
- Пойдем, пойдем скорей, а то и правда вызовет.
- Маш, да не шарахайся. Что тебе менты сделают? Вот именно. Не их бояться надо.
Дождь усилился. Они двигались по улице гуськом, впереди, как обычно, Хриплый, он же нес самую тяжелую сумку и толкал все подряд ворота на арках. Вдруг в метре запиликал открывшийся замок. Он бросился вперед:
- Не закрывайте, пожалуйста.
- Брысь, вонючки, - человек постоял, дождался щелчка и пошел, не оглядываясь.
- Ребят, может, на остановке пересидим? Под крышей... - Машка промокла, замерзла и устала. И меньше всего сейчас ей хотелось шевелиться.
- Идем, идем, не ной. Ночью дубак будет, а одеяла в подвале остались. Вот ведь сволочи, - Пухлый задохнулся от возмущения, - видели же, что у людей там вещи. Нет чтоб вынести их прежде, чем замки навешивать.
- Не, они брезгливые, - Хриплый засмеялся, в груди забулькало, и он закашлялся. Машка похлопала его по спине.
- Опять смеешься, перестань, тебе нельзя.
- Да ладно, остановки от нас не убегут. Надо потеплей что-нибудь найти, не лето чай.
Долго шли молча, продолжая тыкаться во все двери и ворота. Наконец им повезло - во двор въезжала машина.
- А ну быстро за мной, - скользнули под арку, машина свернула направо, они налево, к глухой стене внутреннего флигеля, вдоль ограды детской площадки, - сюда, - остановились под навесом на крыльце двухэтажного здания не то яслей, не то детского сада, заозирались.
Двор был большим, на целый квартал, поделенный множеством внутренних строений на мелкие дворики, садики и закутки. Дорога, проходившая мимо крыльца, метрах в пяти расширялась, образуя площадку, посреди которой стоял мусорный контейнер.
- Пошли, тряпья надыбаем, - Хриплый засеменил к помойке, Пухлый двинулся следом, но остановился, оглянулся на Машку.
- Чего застряла? Пошли.
- Знаешь, это ведь мой двор.
- Заговариваешься?
- Да нет, действительно мой. Ну, раньше я тут жила. Вон, видишь, окошко светится на третьем этаже? Кухня моя. В смысле, не моя, конечно, теперь. А вон дверь под навесом, наша лестница во двор выходит. А на кухне диванчик стоял. И абажур, - черный ноготь указательного пальца совместился со светлым пятном в окне, и она отдернула руку, будто обжегшись.
- Мань, ты успокойся. Мало ли, что там у нас когда-то было.
- Сачкуете, - вернувшийся Хриплый сбросил на крыльцо две расплющенные картонные коробки, - опоздали, поработали тут до нас. А чего замерли-то?
- Посмотри, вон в том дворике еще два контейнера, - Машка говорила, с трудом выталкивая слова.
- О, да ты у нас ясновидящая.
- Не, она у нас дворянка. Спокойно, не кричи, - упреждая реакцию, монотонно заговорил Пухлый, - сейчас, отойдет малехо, и двинем. Жила она тут, что непонятного?
- А, ну-ну, отходите, - пройдя три шага в указанном Машкой направлении, Хриплый остановился, обернулся. - Слышь, да встряхни ты ее.
- Сейчас, сейчас, подожди немного, голова что-то кружится.
- Не спеши, не опоздаем. Смотри-ка, дождь кончился.
Действительно, тучи рвались в клочья и исчезали. Похоже, там, наверху, гулял большой ветер.
- Ну, все. Пойдем, поможем, - и пошла первая, по-хозяйски показывая дорогу. Свернули под арку.
- Стой! Давай назад, - Пухлый ухватил ее за полу плаща и потащил так быстро, что она чуть не упала. Машка тоже услышала странные звуки, но, не поняв их природы, не придала значения. Они свернули раз, другой, - Пригнись! - на карачках заползли между стеной и кустами и затаились.
- Что там было?
- Бьют его. Тише.
- Ох, так надо же идти, помочь.
- Стихни, говорю.
Долго сидели, прижавшись друг к другу, отчаянно вслушиваясь и вглядываясь сквозь мокрую листву. Освещенных окон становилось все меньше. Наконец Пухлый выдохнул:
- Ну что, пошли.
Они заметили Хриплого не сразу. Тот лежал, сжавшись в комок, почти под контейнером. Вытащили, развернули.
- Отмучился.
- Подожди, он же смотрит.
- Смотрит. С неба он на нас смотрит. И поверь, ему сейчас гораздо лучше, чем нам, - большим и указательным пальцами он закрыл Хриплому глаза. Встал, перекрестился, - Прими, Господи, раба своего. Не плачь, Мань, помоги-ка лучше, - нагнулся к стоявшей рядом коробке, вынул оттуда лежавшее сверху пальто и передал ей.
- Не трогай, это же он собирал.
- Конечно, он. Для нас, между прочим, собирал. Так что это наше с тобой законное наследство.
Они вернулись к котомкам, оставленным на крыльце, встали у стены.
- И помянуть нечем.
- Надо, наверное, сообщить куда-то, в милицию, что ли...
- Ну какая милиция? Уходить нам надо. Далеко и быстро.
- Некуда нам идти.
- А знаешь что? Давай поедем в деревню. Вот завтра с утра и поедем. Найдем заброшенный дом. Это нетрудно, сейчас много бросают. Поселимся там, будем жить. Крышу починим, зимой печку затопим.
- И будем есть снег. Если выпадет. А я и печку топить не умею. Знаешь, я ведь совсем ничего не умею.
- Научишься. Мань, ты кем раньше была?
- Большим специалистом по акустике. Диссертации защищала. А ты?
- А я могу поддержать разговор о французской и итальянской литературе. На французском и итальянском языках. Тоже защищал, да. Слушай, а это идея. Головы-то у нас на месте. Мы могли бы стать учителями в деревенской школе. Смотри, ты - математику, физику, по компьютерам там, я - литературу, историю, языки. Целая команда.
- Ага, команда. Немного вонючая и абсолютно бездомная. Зато нам на двоих много лет. Осталось найти детей в заброшенной деревне и обогатить их знаниями.
На Пухлого Машин сарказм не подействовал. Он оживился, выпрямился, даже дрожать перестал. Она по-прежнему стояла, понурившись и глядя в сторону. Вдруг закивала мелко, зашептала:
- Господи, спасибо тебе, - и опять, - Господи, спасибо.
- Что это с тобой?
- Сына увидела.
Пухлый повернулся. От крыльца через двор шел человек. Лет тридцати с небольшим, высокий, в светлой куртке.
- Этот, что ли?
- Ты тоже его видишь? Это не он, не может быть он. Но так похож. Господи...
- Эй, парень! Постой-ка, подожди!
Человек обернулся мельком и, не задерживаясь, пошел дальше.
***
Маргарита Эдуардовна проснулась рано. Пощупала настроение, оно отозвалось радостным всплеском. Хороший вчера был день. Расстались весело, по-доброму. А завтра - самолет и встреча с сыном. Как он там, интересно, обамериканился, наверное, совсем.
Пошла на кухню, поставила чайник, высыпала остатки кофе в чашку. Холодильник был выключен еще вчера. Есть хотелось, но ничего, Маришка накормит. Надо будет по дороге купить шампанское. И ананас. Обязательно огромный ананас. С чашкой кофе вышла на балкон.
Утро звенело птицами и сверкало то ли росой, то ли ночным дождем. Далеко, за крышами, за рекой блестел золотой шпиль.
Эту реку в мурашках простуды,
Это Адмиралтейство и Биржу
Я уже никогда не забуду,
Я уже никогда не увижу.
Стряхнув оцепенение, Маргарита Эдуардовна посмотрела по сторонам. На соседнем балконе жмурился черно-белый кот, делая вид, что ему нет никакого дела до скачущих по веткам березы воробьев.
- Кис-кис!
Кот дернул ухом и начал вылизывать лапу. "Обязательно заведу себе такого же хулигана", - решила Маргарита Эдуардовна, допила кофе и, закрыв за собой балконную дверь, пошла заканчивать сборы.
Женя говорил: мам, ты только ничего с собой не бери, приезжай, как есть, только документы и деньги, тут все тебе купим. Дорожная сумка все-таки собралась: фотографии, вынутые из старых альбомов, шкатулка с драгоценностями, дипломы, любимый шелковый шарфик. Маргарита Эдуардовна надела джинсы и полосатую блузку, сложила костюм, в котором была вчера, подумала и упаковала его в коробку, которую планировала оставить подруге, где уже лежали ее авторские экземпляры научных книг, монография, журналы с ее статьями, материалы конференций. Рука не поднялась ни выбросить, ни отдать чужим людям.
Они дружили со школы. Вернее, сначала была большая компания, но постепенно все куда-то рассосались, растерялись, разъехались. А Маришка осталась, и всегда была рядом, всегда помогала. Сын, когда был совсем маленьким, искренне считал, что в слове "мама" сокращены два имени - Маргарита и Марина, и так и произносил, раздельно: ма-ма, а когда обращался к одной из них, то просто: ма. Когда подрос, стал в шутку звать их: эм-энд-эмз.
Маргарита Эдуардовна оглянулась вокруг. Ну, вот и все, спасибо, что называется, этому дому. Девять часов, можно вызывать такси. Телефон.. ах, да, в сумочке. Принесла ее из прихожей и начала аккуратно перекладывать содержимое в дорожную: пирамидка из Египта, соломенная куколка из Бразилии, фотографии, кусочек лавы с Камчатки, раковина из Красного моря, фигурки из слоновой кости с одноименного Берега, опять фотографии... Что-то не так.
Не было пакета с деньгами и документами. Маргарита Эдуардовна обошла квартиру, заглянула во все углы, даже в ванную - мало ли, могла вчера выложить и забыть. Пакета не было нигде. Так, спокойно. Села на диван, закрыла глаза, утихомирила дыхание. Надо позвонить Марине. Телефон. Вытряхнула сумочку. Исчез не только мобильник, но и бумажник со всеми визитками, а это значило, что даже с чужого телефона, например, от соседей, она никуда позвонить не могла, потому что номеров не запоминала совершенно. Впрочем, какие еще соседи, надо бежать к подруге, вместе они что-нибудь придумают.
***
- Тетка, ты что тут делаешь?
Женщина не отреагировала. Она лежала на скамейке, закрыв глаза и сложив руки на груди. Огромный мужик бомжеватого вида наклонился и гаркнул ей в самое ухо:
- Тетка! - потрогал руку - холодная, потряс за плечо - никакого эффекта, - Померла, что ли?
- Да.
- Что да? Что - да?
Она открыла глаза и медленно села.
- Живая, значит. Шла бы домой, поздно уже. Небось, заждались тебя.
- Нет.
- А, ну ясно. Есть хочешь?
- Нет.
- Пойдем-ка со мной, - взял за локоть, заставил встать, повел по дорожке, - держись, тут недалеко.
В песочнице на детской площадке над тремя сумками суетился человек, что-то вынимал, разглядывал, перекладывал. Заметив приближающуюся пару, выпрямился. Маленький, черный, заросший.
- Это кто?
- Она есть хочет.
Маленький нырнул в одну из сумок, достал яблоко и протянул женщине. Та взяла, погладила красный бок и опустила руку.
- Вона как. А это будешь? - хлебную горбушку она тоже взяла, понюхала, откусила маленький кусочек, будто из вежливости, пожевала. И вдруг встрепенулась и вгрызлась в хлеб до судороги.
- Точно, голодная. Звать-то тебя как?
- Ма-а-и-а.
- Мария, значит. Маша. Я - Хриплый. А это - Пухлый. Добро пожаловать, Маша. Давно бомжуешь?
- С третьего июня, - она наконец проглотила и смогла говорить четко, - спасибо вам.
- Да ладно, сейчас домой пойдем, - Хриплый опять завозился с сумками, - там разберемся, поедим нормально, поспим.
- Домой?
- А что, у тебя свои хоромы есть? Тогда приглашай.
- Нет...да... ох, не беспокойтесь, пожалуйста.
- Не беспокоиться? - маленький выпрямился и вдруг весь затрясся, в груди у него забулькало, захрипело. Пухлый подскочил, постучал его по спине.
- Мань, не смеши его, ему нельзя, задыхается.
Шли недолго, в парадной повернули не налево, к квартирам, а направо, к низенькой железной двери. В подвале было темно, Маша ухватилась за край сумки, которую нес Пухлый, но все равно спотыкалась. В дальнем углу остановились, зажгли свечку. Стали видны ящики, накрытые клетчатой скатертью, лежащие вдоль стены матрасы с накиданным сверху тряпьем. Пока мужчины вынимали и вскрывали рыбные консервы, раскладывали хлеб, Маша подошла с матрасу, присела на краешек. Ей нестерпимо хотелось спать.
- Мань, ты ложись. Есть будешь?
- Потом, - она легла, закрыла глаза, почувствовала, что ее накрыли одеялом, и заснула.
Утром вышли в город. Пухлый провел Машу, показал ей пункты приема стеклотары, жести и макулатуры, зоны "промысла". Днем вернулись в подвал, там их уже ждал Хриплый.
- Маня, тебе подарки, примеряй - и начал вынимать из сумки свитер, джинсы, плащ, футболки, рубашки, кроссовки. Вещи были старыми, частично грязными, но теплыми и почти целыми.
- Спасибо вам огромное, ребята.
Последней из сумки была извлечена фетровая шляпка.
- А это зачем?
- От дождя. Не все же лето будет.
Началась размеренная жизнь. С утра уходили в приемные пункты, потом встречались, отдавали деньги Хриплому, перекусывали и шли на работу - собирать банки, бутылки, коробки. Вечером встречались в подвале, отдыхали, разговаривали - о сегодняшнем дне, о планах на завтра, и никогда о прошлом.
***
Дорожная сумка с привязанной к ней коробкой ехала по асфальту легко, почти бесшумно. Пройдя минут десять, Маргарита Эдуардовна начала успокаиваться. А что, собственно, случилось? Потеряла документы, но они восстановимы, билет на самолет - да и черт с ним, все равно понадобится другой, на завтрашний без документов ей так и так не попасть. Пропали деньги - обидно, но это дело наживное. Пожить пока можно у Марины, у нее и номер телефона Жени есть, надо первым делом позвонить ему, чтоб не беспокоился. А денег у кого-нибудь из лаборатории занять - не проблема.
Марина не открывала. Спит, что ли? Вряд ли, она всегда встает в семь, даже в выходные. Или в магазин выбежала? Но за полчаса должна была вернуться. Может, соседи что-нибудь знают?
Соседка открыла мгновенно, как будто стояла под дверью.
- Здрасьте, вы к Мариночке? А ее еще ночью на скорой увезли.
- Как на скорой? Что с ней? Куда увезли? В какую больницу?
- Ну откуда я знаю, в какую, я не спрашивала. Только ее на носилках выносили, сама идти, значит, не могла. Может, и померла?
Глядя в расширенные глаза соседки, Маргарита Эдуардовна поняла, что ненавидит ее так, что задушила бы. Глубоко вдохнув, заставила себя успокоиться.
- Скажите, можно от вас позвонить в справочную? Узнать, в какой больнице Марина.
- Ой, ну, не знаю. Сейчас все так дорого, а телефон денег стоит...
Денег не было. Ладно.
- А коробку я могу у вас оставить? Для Марины. Там книги.
- Ой, конечно-конечно, разве ж я не понимаю. Вот тут ставьте.
Пока отвязывала коробку, в голову пришла мысль. Вряд ли, но чем черт не шутит.
- Скажите, а Марина вам ключ запасной не оставляла?
Соседка поджала губы.
- Нет, знаете, мы с ней не так близко знакомы.
Маргарита Эдуардовна знала. Ключ всегда был у нее самой, как и ее ключ всегда был у подруги. Неделю назад, при последней встрече они и поменялись - тот, от старой квартиры, нужно было отдать новым владельцам, а этот, который бы сейчас так пригодился, она вернула Марине, чтоб не забыть в последнюю минуту, не потерять при сборах.
- Да. Всего доброго. Спасибо.
До института оказалось далеко, часа два, и Маргарита Эдуардовна попала туда только к обеденному перерыву. По дороге выработала план действий: занять денег, это главное. Купить телефонную карту и через справочную узнать, где Марина и что с ней. Зайти в интернет-кафе, найти сайт Ликской обсерватории и попытаться связаться с сыном. Дальше действовать по обстоятельствам.
Очередь в три человека к местному телефону рассосалась быстро. Номер лаборатории - 123 - будто специально для ее больной на цифры памяти.
- Слушаю.
- Женя? Женечка? Как хорошо, что ты на месте!
- Маргарита Эдуардовна? А вы эээ... что-нибудь забыли?
- Женечка, послушай, это важно. Мне очень нужны деньги. Попроси, пожалуйста, у народа, кто сколько сможет. Недели на две, максимум на четыре. Я верну обязательно. Жду тебя в проходной, пропуск уже сдала, а паспорта у меня сейчас нет, так что пройти к вам не смогу. Сделаешь?
- Конечно, сделаю. Конечно, Маргарита Эдуардовна!
Прошло около получаса. За это время она перебрала в голове всех сотрудников и насчитала не меньше восьми человек, способных дать по тысяче, а то и больше. Наконец, появился Женя. Вид у него был разнесчастный.
- Маргарита Эдуардовна, тут такое дело... - он краснел и переминался с ноги на ногу.
- Ну говори, не тяни. Какое дело?
- Никто ничего не дал. Ни копейки. Я их уговаривал...
- Женя. Почему?
- Они говорят, что вы - предатель Родины. И что вы - буржуй. А для буржуев у них ничего нет.
- Не может быть. Какой же я буржуй, я к сыну еду.
Женечка развел руками.
- Ты тоже думаешь, что я буржуй и предатель?
- Нет, конечно, нет. Сейчас, - он полез в карман, достал тоненький бумажник, раскрыл. В единственном отделении светились два полтинника. Он вынул один и протянул ей, - По-братски. У меня, правда, больше ничего нет.
- Спасибо, Женя. Я верну, - взяв деньги, пошла к выходу. Ну, и что теперь делать?
Маргарита Эдурдовна брела по улице, волоча за собой сумку, а в голове, не находя себе места, вертелись слова "буржуй" и "предатель". Эти слова были чужие, не про нее. Она же всегда всех отстаивала - кому место в детском саду, кому путевку на курорт, кому очередь на квартиру. Предатель? Буржуй? За что?
- Женщина, вы будете заказывать?
Оказалось, она стоит под навесом уличного летнего кафе. Огляделась: пластиковые столы и стулья. Убогая обстановка, значит, и цены невысокие, пятидесяти рублей должно хватить. Действительно, надо поесть, она же с утра ни крошки. Изучив меню, попросила чай и пирог с капустой. Сначала заставляла себя глотать, но еда, как ни странно, успокоила, вернула способность мыслить. Итак, что случилось? Пропали документы и деньги. Куда идти человеку, потерявшему документы? Конечно, в милицию.
Дежурный направил в кабинет. Усталая женщина с тяжелым бюстом дала лист бумаги и ручку:
- Пишите заявление. Фамилия, имя, отчество, адрес, телефон, при каких обстоятельствах.
- У меня нет адреса.
- Тогда потребуются свидетели. Подтвердить, что вы - это вы.
- Свидетелей тоже нет.
- Не морочьте мне голову. Пишите все, как есть, разберемся. Завтра принесите фотографии на паспорт, квитанции об оплате штрафа, госпошлины, бланка.
- Хорошо. Спасибо. До свидания.
Вечерело. Маргарита Эдуардовна сидела на скамейке в сквере и перебирала по минутам вчерашний день. Где она могла выложить пакет? Получалось, что нигде. Наконец, сказала себе: хватит. Завтра утром на свежую голову что-нибудь придумается. И Маришку попытаться найти - просто прийти в любую больницу и узнать, какая накануне дежурила по скорой в их районе. А пока нужно понять, где дождаться утра. Хотя, что тут понимать, конечно, на вокзале, в зале ожидания.
Некстати разболелись ноги - то ли распухли, то ли изящные туфельки оказались не такими удобными, как она думала. Ничего, тут недалеко, минут пятнадцать, от силы двадцать. Какое счастье, что сумка на колесиках! А если идти под бодрую песенку, будет легче. Не вспомнив ни одной песенки, начала считать шаги.
У витрины ювелирного магазина внезапно остановилась. Какая идиотка! Нет, ну какая идиотка! У нее же есть шкатулка с драгоценностями! Не ахти какие, но из золота. Конечно, ни скупка, ни ломбард не возьмут без паспорта, но там могут посоветовать барыг. Или попросить кого-нибудь из очереди сдать, как свое. Настроение выпрыгнуло из-под плинтуса, даже ноги стали болеть меньше. Конечно, сейчас все уже закрыто, но завтра утром она займется этим в первую очередь.
- Внимание, поезд номер двести семьдесят один А Санкт-Петербург - Евпатория отправляется с шестой платформы правая сторона. Счастливого пути!
- Внимание, начинается посадка на поезд восемьсот шестьдесят один В Санкт-Петербург - Москва.
- Родители мальчика Миши четырех лет, подойдите к справочной.
В зале ожидания творилась обычная вокзальная суета: тут ходили, ели, читали, разговаривали. В углу разместился табор. Маргарита Эдуардовна нашла место напротив часов. Только успела сесть, как к ней подбежал цыганенок.
- Тетенька, дай денежку!
Она достала из кармана три рубля, протянула ему.
- У меня больше нет, правда.
Мальчишка поморщился, но монетки сгреб. Она сняла туфли, растерла ступни, ноги действительно распухли. Достала из сумки тапочки (хорошо, что сунула их в последний момент), переобулась.
К ночи стало тише. Цыгане укладывали детей спать прямо на полу, постелив одеяла.
- Ваши документы.
Милиционер. Только бы не выгнал.
- У меня нет документов. И пойти некуда, так получилось. Разрешите, я посижу до утра, я не буду мешать.
- Не положено. Вокзал не ночлежка. Идите в гостиницу, а тут только пассажиры.
- И они тоже пассажиры? - Маргарита Эдуардовна кивнула в сторону табора.
Милиционер вздохнул.
- Пассажиры. Головная боль, а не пассажиры. В пять утра электричка, ее и ждут, - помолчав, добавил: - Ладно, сидите. Но только чтоб к шести вас тут не было. У нас начальство строгое. Да, и за вещами присматривайте. А лучше - в камеру хранения поставьте.
- Спасибо вам огромное.
Проявив бдительность, положила руку на сумку.
Проснулась Маргарита Эдуардовна, когда часы показывали без пяти шесть. Отлично. Пошевелила ногами - они совсем не болели. Замечательно. Теперь переобуться и... сначала все-таки к Маришке. Вдруг, она уже дома.
Сумки под рукой не было. Уборщица, наверное, отодвинула. Обошла ряд кресел - нет. Куда ж она ее? Проще спросить.
- Извините, куда вы переставили мою сумку? Я сидела вон там, у стены.
- Мы не трогаем вещи пассажиров.
- А сумку видели? Такая темно-синяя, на колесиках, с длинной ручкой.
- Не помню, не обратила внимания. Мне работать надо.
- Да-да, простите.
В зал вошел давешний милиционер, она бросилась к нему.
- Уходите? Все в порядке?
- Нет, не в порядке. У меня сумка пропала.
- Я же предупреждал.
- Что мне теперь делать?
- Документов у вас нет. Так?
- Так.
- Вещей и денег тоже нет. Так?
- Так.
- Идите, ищите знакомых, кто сможет помочь. Я же могу только закрыть вас в КПЗ до выяснения. Хотите?
- Нет, в тюрьму не хочу, спасибо. А сумка..?
- Думаю, вы ее больше не увидите.
Спешащий народ постепенно заполнял утреннюю улицу. Ее обгоняли, иногда толкали. Немного кружилась голова. Ну правильно, это от голода, ничего страшного. Нужно только найти Марину, и все будет хорошо.
Дома Марины, конечно, не было, соседка тоже не открыла - жаль, очень хотелось пить, стакан водопроводной воды был бы очень кстати, но ничего-ничего, все идет по плану, хотя, какой, к черту, план...
Женщина в справочном ближайшей больницы изучила журнал.
- Нет, за последние два дня такая не поступала. А вы уверены, что она у нас?
- Не уверена. Скажите, а как узнать, куда могли отвезти по скорой?
- О, это легко, - черкнув быстро, протянула ей бумажный квадратик. Семь цифр, - держите. Вам там все скажут.
- Спасибо. А можно от вас позвонить?
- Нельзя, к сожалению. Это же справочный, - будто в подтверждение ее слов, телефон тут же загудел.
Через некоторое время, обнаружив себя на набережной (ноги иногда умнее головы), Маргарита Эдуардовна спустилась к воде, напилась, умылась. Стало легче. Вспомнив о бесполезном телефоне, достала из кармана бумажку, улыбаясь, сложила лодочку, поболтала рукой в воде, отгоняя ее от берега.
Отойдя немного от реки, опять захотела пить. Нет, так не набегаешься. Пошла, заглядывая в урны. Наконец, обнаружила то, что искала - большую пластиковую бутылку и полиэтиленовый пакет, почти целый. Вернувшись к реке, набрала воды. Теперь хорошо бы что-нибудь съесть.
К окошку блинного теремка стояла очередь в два человека. На столике на картонной тарелке лежал чей-то недоеденный блинчик. Она протянула к нему руку, но отдернула - может, хозяин отошел и сейчас вернется. Пока оглядывалась, подскочила девушка, смахнула тряпкой объедки в ведро и улыбнулась:
- У нас не заказывают, становитесь в очередь, это быстро.
Летом многие кафешки выставляют столики на улицу. Проходя мимо пиццерии, Маргарита Эдуардовна уже не оглядывалась - быстрым движением смахнула кусок пиццы к себе в пакет, никто не окликнул, не возмутился, вот и славно.
Для ночлега она выбрала выселенный дом, предназначенный то ли на капремонт, то ли на слом, - без стекол, без электричества и воды. Обошла помещения, выбрала самое чистое. Насобирав тряпья, устроила постель. Обнаружила несколько полезных вещей: расческу, кусок мыла и, главное, веревки, которыми тут же перевязала разваливающиеся тапочки.
Потянулись совершенно одинаковые дни, наполненные мелкими делами. Рано утром, когда людей на улицах почти не было, она шла на реку, купалась и набирала воды в бутылку. Потом отправлялась к Марине, звонила в дверь, ждала, опять звонила. Совершала обход уличных кафешек, собирала объедки. Затем отправлялась бродить по улицам, устав, присаживалась на скамейки. Несколько раз подходила к своему институту и, спрятавшись за кустами, смотрела, как из проходной выходят ее бывшие сотрудники. Женечки среди них не было.
По тому, какими прохладными и темными стали вечера, Маргарита Эдуардовна поняла, что наступила осень. А дальше что? Зима.
В тот день, навестив Маринину дверь, она не стала совершать обычный обход, а пошла в парк. Там было безлюдно, видимо, всех разогнал моросящий дождик. Она села на скамейку и начала думать: что делать дальше. Каждая мысль заводила в тупик. Будь у нее паспорт - она могла бы обратиться в милицию или взять кредит в банке. Будь у нее деньги - она бы нашла способ связаться с сыном, и он бы обязательно что-нибудь придумал. Будь у нее друзья - они бы помогли. У нее не было ничего и никого. Уже стемнело, а Маргарита Эдуардовна так ничего и не придумала. Но если выходов нет, то зачем чего-то ждать, зачем поддерживать это немыслимое существование? Решение пришло, единственное и неотвратимое. Ей стало легко и спокойно. Маргарита Эдуардовна легла на скамейку и закрыла глаза с твердым намерением не просыпаться.
***
Двухнедельный отпуск подходил к концу, а результатов было столько же, сколько и в начале. То есть, никаких. Ноль. Пусто.
Когда мать не прилетела на намеченном рейсе, Евгений почти не волновался, по себе зная, что всякое может случиться. Например, таможня. Или пробка на шоссе в аэропорт. Или автобус сломался. Странным было другое - что она не позвонила. Но и тут он допускал, что телефон мог разрядиться, или она его потеряла... да мало ли что. Маринины телефоны тоже не отвечали - к домашнему никто не подходил, а мобильный сообщал, что "абонент вне зоны действия сети". Двойное молчание могло означать, что они где-то вместе, и эта мысль отчасти успокаивала, потому что парочка "ма", как он считал, была способна вырулить из любой ситуации.
Однако, через неделю беспокойство переросло в тревогу, и Евгений попросил у руководства отпуск. Те сначала наотрез отказали, но он был настойчив, тогда, пересмотрев рабочие графики, ему выделили две недели с конца августа. В оставшиеся до отпуска месяцы Женя занимался поисками.
Маринины телефоны по-прежнему не отвечали. По номеру матери приятный женский голос стабильно сообщал, что абонент не обслуживается. На письма, посланные в институт, пришел ответ, что Маргарита Эдуардовна уволилась и третьего июня уехала в Штаты, а больше никаких сведений о ней нет. В милиции отказались по телефону принять заявление о розыске пропавшего человека. Оставалась надежда на Егора, друга и бывшего одноклассника, работавшего врачом-анестезиологом в городской клинике. Тот, проверив все больницы и морги, нашел Марину - в ренимации кардиоцентра с диагнозом "обширный инфаркт миокарда". Поговорив с лечащими врачами, изучив историю болезни, Егор выяснил, что опасность миновала, что Марина выкарабкается, нужно только время и спокойствие, поэтому о пропавшей Маргарите решил ей пока не говорить. Все, что он мог сделать, - обеспечить лекарствами, проследить, чтобы после реанимации перевели в хорошую палату, договориться о реабилитации в санатории, - он сделал. О Маргарите не удалось узнать ничего.
Конец августа в городе выдался дождливым. Приехав в отпуск, Женя поселился у Егора, и каждый день с утра уходил на розыски - в институт, где из разговоров пытался вытянуть хоть какую-то ниточку, в милицию, где заявление о пропаже человека приняли, но ничего не обещали, в аэропорт, где правдами, а больше неправдами добился того, что ему показали списки пассажиров и списки пришедших на регистрацию со второго по четвертое июня. Целый день он потратил на поиски хозяйки последней съемной квартиры и разговор с ней. Несколько раз Женя проделал путь от той квартиры до Марины и аэропорта, пытаясь понять, что могло случиться.
Вечером предпоследнего дня он решил отправиться на старую квартиру - просто так, без особой надежды, лишь бы не сидеть в четырех стенах. Новые хозяева оказались симпатичными людьми, предложили чаю, выслушали, посочувствовали, и Евгений засиделся у них допоздна. Вышел, когда до закрытия метро оставалось около получаса.
- Эй, парень! Постой-ка, подожди!
Мельком оглянувшись на окликнувшего его огромного бомжа, он, не сбавляя шага, пошел под арку, но вдруг остановился, обернулся. За спиной мужика, прислонившись к стене дома, стояла тетка в полосатом балахоне и нелепой шляпке, и было в ней что-то...
- Мама? - Он успел подскочить и подхватить ее прежде, чем она упала. С другой стороны ее поддержал бомж, - Господи, мама, что ты тут делаешь?
- Женька, это ты? Это правда ты? Я... ничего, голова кружится. Ох, не трогай меня, запачкаешься. Жень, почему ты здесь?..
Потом ехали на машине. Все вместе, потому что Маргарита Эдуардовна наотрез отказалась оставлять своего приятеля. Частник, увидев бомжеватую компанию, заартачился было, но, получив пятитысячную бумажку, махнул рукой: - Садитесь.
- Жень, а куда мы едем?
- К Егору.
- К какому Егору?
- Как это, к какому? К Гошке, другу моему, однокласснику. Ты что, забыла? Кстати, почему ты к нему не пришла?
- Не забыла. Я не подумала. Жень, не сердись, - она втянула голову в плечи и зажмурилась, будто ожидая удара. Невыносимо.
- Ты понимаешь, что я мог тебя не найти? - заорал он, - Это вообще немыслимая случайность, что мы встретились!
- Ты, Евгений, на мать голос не повышай, - глухо и монотонно заговорил бомж, - она хорошая. А не встретиться вы не могли, все к тому шло - и подвал наш сегодня закрыли, и во двор только в этот смогли зайти, и Хриплый погиб, царствие ему небесное, а то устраивались бы мы сейчас на новом месте...
Открывший дверь Егор оторопел при виде странной компании, но, узнав Маргариту, всплеснул руками и заорал:
- Нашлась!
- Тихо ты, дом перебудишь. Наполни ванну лучше, - Женя оглядел спутников, - Мам, ты первая. А вещи свои лучше на лестнице оставьте, я потом вынесу.
- А это кто? - Гоша удивленно разглядывал здоровенного заросшего мужика.
- Геннадий Иванович, к вашим услугам, - бомж наклонил голову, - руки не подаю, извините, грязен, - и, порывшись за пазухой, достал и протянул Егору полиэтиленовый пакетик, - вот паспорт.
- Отлично, беру паспорт в залог за бритву. Вам помочь?
- Да, если не сложно, будьте добры.
Позже, когда розовая от горячей воды Маргарита Эдуардовна и не менее розовый, с блестящей выбритой головой, Геннадий Иванович, одетые в вещи из Гошиного гардероба, напились чаю, Женя приступил к расспросам. Выслушав историю матери, пожал плечами.
- Ума не приложу, как ты могла вляпаться во все эти глупости.
- Понимаешь, даже когда потеряла деньги и документы, не очень расстроилась. Но вот когда Марину не нашла, все пошло наперекосяк.
- Марина, кстати, в порядке, она уже выписалась из больницы, сейчас в санатории отдыхает. Завтра позвонишь ей, скажешь, что в турне по Штатам. Волновать ее пока не стоит. Ну, а с вами что случилось, как дошли до жизни такой? - спросил он, оборачиваясь к Геннадию Ивановичу.
- А я сам виноват. Жена моя, Машенька, умерла зимой. Скоропостижно. Похоронил ее и запил. С работы уволили. Сыновья пытались уговорить, образумить. Старший уже женат был, ребенок маленький. Внук. Младший жениться собрался. А тут - я. Квартира у нас большая была, трехкомнатная, жили дружно. Да все на Маше держалось. А потом заболел я. Сильно, чуть не помер, сердце. Пока в больнице лежал, сыновья решили разменять квартиру. Пришли с нотариусом, я им доверенность дал, паспорт. Они как-то быстро провернули, буквально за неделю. Явились веселые, довольные, отдали паспорт. Спросил только, где я буду жить, сказали - где захочешь, главное, мол, выздоравливай, ни о чем не беспокойся. И больше я их не видел. Из больницы выписался, а куда идти, не знаю. Приятель помог, нашли агентство, через которое квартиру продали, узнал адреса их. Только ни тот, ни другой мне двери не открыли. А потом с Хриплым познакомился. Вот и все.
- Красивая история, - Егор достал из кармана паспорт, полистал, отдал Геннадию Ивановичу. - А скажите, вы тяжелой работы не боитесь?
- Э, Гоша, я уже ничего не боюсь. А что, есть предложения?
- Нам в клинике санитар нужен. Белье в прачечную отправлять, обеды в котлах по отделениям доставлять. Зарплата мизерная, но есть жилье - небольшая комнатка, кровать найдем. Одежда казенная, питание больничное, медицинское обслуживание гарантирую. На первое время достаточно. А там найдем вам юриста, посмотрим, что можно сделать. Согласны?
- Согласен. Да. Согласен.
- Вот и отлично. Сейчас всем спать, а завтра с утра все дружненько в больничку, обследуем вас, анализы возьмем, подлечим, если что.
- Сначала - в парикмахерскую, - твердо сказала Маргарита Эдуардовна.
- Сначала - в универмаг, - встрял Женя, и в ответ на удивленные взгляды объяснил: - надо же их как-то одеть поприличней, а то они в твоем исподнем всех пациентов и врачей клиники распугают.
Прошло несколько недель, документы Маргариты Эдуардовны были восстановлены, билет на самолет куплен. Геннадий Иванович трудился в больнице, жил за казенный счет, откладывал зарплату на покупку жилья. Он наотрез отказался от претензий сыновьям, по-прежнему виня в случившемся только себя. Маргарита обещала помочь ему, как только устроится сама.
Накануне отъезда она сказала Егору, что хочет съездить в институт, в свою бывшую лабораторию.
- Попрощаться хотите?
- Нет. Должок за мной, отдать нужно.
- Большой долг? Дать денег? Съездить с вами?
- Небольшой, полтинник всего. Но важный. Не нужно со мной, справлюсь.
- Звоните, если что.
- Конечно, Гоша, не волнуйся.
Приехала, подгадав в обеденный перерыв. Трубку местного телефона взяла Леночка.
- Маргарита Эдуардовна! Как же... Вы в проходной? Стойте на месте, я сейчас пропуск выпишу, я быстро.
- Нет-нет, не нужно пропуска. Леночка, я хотела Женечку увидеть. Он на работе? Пусть выйдет.
- Ох, только не уходите никуда, я сейчас.
Улыбающаяся Леночка появилась буквально через две минуты.
- Разве вы не уехали в Америку? Или вернулись? Что случилось? Ваш сын приходил с месяц назад, расспрашивал, но сам ничего не рассказал.
- Леночка, ты тоже считаешь меня буржуем и предателем?
- Почему буржуем, каким еще предателем? - удивление на лице Леночки было настолько искренним, что Маргарита Эдуардовна почти поверила.
- Ну как же, помнишь, я на следующий день после отвальной приезжала, правда, зайти не смогла, паспорта у меня тогда не было. И Женечка просил у всех денег. Для меня. Что тогда все ответили?
- Ничего он не просил. Мы были уверены, что вы улетели. Еще удивлялись, что не пишете, не звоните. А с Женечкой вообще странная история.
- Что за история?
- Ну, он уволился. Буквально через пару дней после вас. Очень быстро, даже положенных двух недель не отработал. Потом заезжал как-то. Весь такой стильный, на машине. Покататься предлагал. Хвастался, что внес первый взнос за новую квартиру. Помните, в каком бомжатнике он жил?
- Помню. Откуда же он деньги взял? Машина, квартира...
- Сказал, наследство получил. От какой-то дальней американской тетушки.
- От тетушки... - прикрыв глаза, Маргарита Эдуардовна представила давнюю сцену: вот они сидят в кабинете с покупателем квартиры, на столе пачки денег, вот в дверь влетает Женечка, его остановившийся взгляд, который он не может оторвать от этих пачек...
- Вам плохо? Хотите водички?
- Мне хорошо, Леночка. Мне очень хорошо, - она уже улыбалась. - И как сейчас поживает... наследник?
- Плохо поживает. Он в аварию попал. Права-то купленные были, водить толком не умел. Травмы какие-то ужасные у него, с позвоночником что-то.
- Ну, дай Бог ему здоровья. Привет передавай всем нашим. Я вам обязательно напишу.
- Передам. И вам счастливо. Жаль, что не зашли, все бы обрадовались. А когда уезжаете?
- Завтра.
Егор проводил ее до регистрации на рейс.
- Ну, вот и все. И помните, за вами долг - теперь я к вам в гости приеду.
- Приезжай, Гош. Обещаю уступить тебе свои старые треники, халат и шлепанцы. Да, Геннадия Ивановича не оставляй. И за Мариной проследи - она ведь скрытная, мне по телефону всего не скажет, а ты врач, тебе скажет. И если что - сразу сообщай.
- Не оставлю. Прослежу. Сообщу. Послушайте, вы же целую семью мне в наследство оставили.
- Спасибо, Гош. До встречи.
Самолет разогнался, оторвался от земли, подобрал шасси, набрал высоту, лег на вираж над заливом. Марина Эдуардовна оторвалась от иллюминатора и откинулась в кресле.
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу.
Я из земли, где все иначе,
Где всякий занят не собой,
Но вместе все верны задаче:
Разделаться с родной землей.
И город мой — его порядки,
Народ, дома, листва, дожди —
Так отпечатан на сетчатке,
Будто наколот на груди.
Чужой по языку и с виду,
Когда-нибудь, Бог даст, я сам,
Ловя гортанью воздух, выйду
Другим навстречу площадям.
Тогда вспорхнет — как будто птица,
Как бы над жертвенником дым —
Надежда жить и объясниться
По чести с племенем чужим.
Но я боюсь за строчки эти,
За каждый выдох или стих.
Само текущее столетье —
На вес оценивает их.
А мне судьба всегда грозила,
Что дом построен на песке,
Где все, что нажито и мило,
Уже висит на волоске,
И впору сбыться тайной боли,
Сердцебиениям и снам —
Но никогда Господней воли
Размаха не измерить нам.
И только свет Его заката
Предгрозового вдалеке —
И сладко так, и страшновато
Забыться сном в Его руке.
1984
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
