Часто ли вам встречалась бл**ь, откликающаяся на гордое местоимение «он»? И вам часто? Значит это не мое проклятие, а мировая тенденция! Среднестатистический обыватель до сих пор прибывает в сладостной уверенности, что, имея яйца, ты застрахован от печальной участи носить сие громкое звание.
Вадим - солидный мужчина, видный такой, крупный, с легкой, присущей преклонному возрасту сутулостью, густыми аккуратно стриженными бровями а-ля Брежнев и притягательными глазами, красивыми жизненной мудростью, в общем вполне еще интересный дедушка. О его вольных нравах силиться будешь, не догадаешься. И что очень важно – талантлив, а талант свойство не совсем простое, вернее даже будет сказать обременяющее человека массой сопутствующих качеств и страстей. Да порой такие замысловатые сочетания попадаются, что дивишься и понять не можешь, как так много, такое противоречивое и все в одном носителе. В такого сорта людях часто встречаются самые яркие проявления двух крайностей, распущенность и целомудрие.
У несерийных людей и заходы при знакомствах с девушками не серийные: Вадим попросил разрешения показать мне его новый фильм, так сказать испытание на целевой аудитории. Он меня не особо волновал как самец, поэтому период согласования даты просмотра нетленного его творения длился долго и с моей стороны безынициативно. То я якобы куда-то улетала, то была занята делами неотложными, то просто не брала трубку. Но однажды я все же сказала: «Приезжайте, жду». Нет, неправильно вы подумали, не разглядела я в нем особой притягательности и еще долго бы динамила, но вот именно в тот период такой разной жизни я активно пользовалась даром знакомой мне ведьмы. Хотя те ассоциации, что всплывают при употреблении слова «ведьма» и картинка, которую ты видишь, глядя на нее, между собой не стыкуются. Глафира - холеная миниатюрная блондинка с пышной грудью и быстрой машиной вместо метлы. К ней я попала, когда казалось, что течение моей жизни напоминает стоячую воду на фоне стремительной беготни столицы. Когда факт отсутствия обручального кольца на пальце нудел в мозгу о том, что не так уж я, наверное, хороша и надобна безукоризненной половине человечества. Она-то и вещала мне накануне исторического согласия на встречу с режиссером, старающимся выбить, на мой взгляд небезуспешно, свое имя на стене культурного наследия нации, что нарисуется на пути жизненном мужчина для «чтобы был». Никого другого на эту роль «чтобы был» кроме режиссера не появлялось, посему я решила, что это он в аккурат и есть.
В назначенный день и час я стояла на террасе и наблюдала, как несоразмерный Вадим вышел из маленького красненького мини-купера и, озираясь по сторонам, двинулся к моему дому. То ли я слишком пристально смотрела на него, то ли он случайно поднял голову, но мое наблюдение за ним не осталось не замеченным и, помахав ему рукой, я включилась в игру «гости на пороге».
От положенного в таких ситуациях чая Вадим отказался, и мы, расположившись на разных диванах в гостиной, начали смотреть одну из серий его восьмисерийного фильма. Серию просто взятую наугад, не первую и не последнюю. Автору было интересно, захочет ли испытуемый ,увидев выхваченный из сюжетной линии кусок, посмотреть, что же будет дальше с героями изображенной им истории. Я уже говорила, что он талантлив? Серия мне понравилась, события, разворачивающиеся на экране, смотрелись легко и захватывающе. Краем глаза я видела, как он посматривает на меня, хотелось улыбнуться, настолько узнаваемая партия разыгрывалась здесь и сейчас.
Не такая уж я нерадушная хозяйка, как выгляжу со стороны, поэтому после просмотра фильма повторила свое предложение выпить чая, на сей раз мой гость не отказался. Пока я суетилась на кухне, он подписал свою книгу, что принес в подарок. Размашистым, подпорченным врачебным прошлым почерком было написано «Марии от Вадима на память о случайной встрече в переулке».
Беседа за столом не лилась, впрочем как и многие наши последующие разговоры, наверное, мы слишком шершаво соприкасались. Совсем не обязательно ожидать чего-то другого от этой «игры, в которую играют люди». Зная правила, играть не трудно, со временем появляются и тепло, и душевность, пусть фальшивые, но вполне достаточные для случая «чтобы был».
Новый фильм, плотный съемочный график, редкие выходные, каждое утро этих самых выходных гуляка шел ко мне и в день его рождения тоже было утро его выходного дня. «Молодой и счастливый» Вадим сидел за кухонным столом, он уже поделился со мной излишками своей любви и прихлебывал заслуженный чай. Я подбежала к нему с коробкой конфет, завязанной нарядным бантом, положив ее на стол, мой герой спросил: «Можно я ее оставлю у тебя?». Ну, какая уж после этого вера в принца на белом коне.
Что умиляло до безоружности, так это его трогательная убежденность в том, что вот именно он не блядует, вот не так это называется, хоть ты тресни! Я сначала пробовала спрашивать: «А как?». Вы как называете походы на сторону человека состоящего в браке и, как положено, просыпающегося по утрам в супружеской постели? Нет, нет, нет… Разговоры про то, что таким образом мужчины дарят миру избыточную нерастраченную нежность, можно при мне даже не заводить! Это оно и есть – блядство бытовое. Мы конечно же расстались, через несколько дней он уже рассуждал о смелых людях совсем с другой барышней… Все повторялось сейчас, как и много лет назад и как совсем не так давно…
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
