Глупая красота — не красота. Вглядись в тупую красавицу, всмотрись глубоко в каждую черту лица, в улыбку ее, взгляд — красота ее превратится мало-помалу в поразительное безобразие
Светочка Иванова была единственным ребёнком у мамы и бабушки – маминой мамы. Ни папы, ни дедушки с маминой стороны, не говоря уже о папиных родственниках, она не знала, да и не задумывалась о них в то время – в то время она была ещё слишком мала.
Родилась Светочка крепенькая, здоровенькая: 3 кг 400 г, 52 см. Не богатырь, как её сосед по горшку Женька Саввин (тот был при рождении 4,5 кг и 57 см ростом), но и не такая куколка, как Настька Потапова – та родилась 2,900 кг и 48 см. Настька сидела на горшке с другой стороны от Светочки. И всё время её доставала. То толкнёт Светочку, и та вместе с содержимым горшка окажется на полу, то за волосы дёрнет, то игрушку отнимет. Ну, физически отнимать игрушки у Настьки правда не очень-то получалось, скорее морально. Возьмёт, к примеру, Светочка куклу в руки, а Настька – тут как тут! Вцепится в куклу своими ручонками и давай орать: «Отдай, отдай!» Тут как тут окажется и Настькина мама – нянечка группы – и давай Светочку совестить: как, мол, ей не стыдно, такой большой, обижать такую маленькую Настеньку!
Женька, как истинный джентльмен, пытался за Светочку заступаться, за что ему и попадало тоже.
Скажете – несправедливо? И будете 100 раз правы! Конечно, несправедливо!
И решила Светочка отомстить обидчице, чтоб уж самОй не так обидно было!
В тихий час Светочка никогда не спала, но и лежать спокойно в кроватке ей не удавалось: лежала она у окна, а там, за окном, столько всего всегда интересного происходило! За это ей тоже попадало. Частенько она в одних трусиках и маечке, босиком, стояла в углу.
В тот день воспитательница второй смены заболела – и не пришла. Заменить её было некому, и после обеда с детьми осталась одна нянечка; которая, уложив детей спать и поставив Светочку на всякий случай в угол сразу же, как только она разделась, пошла мыть посуду.
Вот тут-то план мести и родился!
Подождав, пока Настька уснёт (а засыпала та всегда быстро), Светочка подошла к Настькиной кроватке и громко закричала что-то ей на ухо. Настька проснулась, испугалась, завизжала, разбудила остальных детей.
На крик прибежала Антонина Анатольевна – нянечка группы и Настькина мама. Увидев горделиво сияющую Светочку и орущую Настьку на фоне остальных кричащих детей, Антонина Анатольевна больно схватила Светочку за руку и поволокла вниз по лестнице, на первый этаж, в медкабинет, в котром во время тихого часа никого не было: медсестра ходила домой – проведывать больную мать. Ключ от кабинета висел в шкафчике, где висели все остальные ключи, не торчащие из замков.
Схватив на ходу ключ, открыв дверь, Антонина Анатольевна швырнула Светочку на пол со словами: «Будешь сидеть тут до вечера, мразь!» – заперла дверь и повесила ключ на место – в шкафчик. В группе её ждали орущие дети и грязная посуда…
Успокоив детей, помыв посуду, Антонина Анатольевна пошла на кухню, к поварам. А там как раз шло обсуждение новых сапог одной из поварих.
На дворе стояла поздняя осень, ночами уже подмораживало крепко. Да, неплохо было бы и Антонине Анатольевне подумать о новых зимних сапогах… Да где же взять столько денег? Живёт она одна с дочкой, на одну свою мизерную зарплату… Бывший муж, пьяница, алиментов не платит… Хорошо хоть, что питаются обе в саду, да ещё иногда и с собой получается что-нибудь прихватить: пока дети в группе маленькие, едят плохо. А вот вырастут, не будет им хватать полкотлеты на человека, будут орать, что голодные, не дай-то Бог, придёт заведующая с проверкой!..
Мысли о «том, что может быть, если…» настолько захватили Антонину Анатольевну, что она забыла про всё на свете.
Очнулась она от требовательного голоса Светочкиной мамы: «Где моя дочь?»
«Как - где?! Все здесь – в группе!»
«Нет её в группе!»
«Не может быть! Спряталась, видно, негодная девчонка! Очень уж она у Вас избалованная! Делает всё, что хочет! Вот и сейчас: все её ищут, а она куда-то спряталась! И сидит, ведь, тихо!»
Обыскали всю группу: заглянули подо все кроватки, во все шкафчики, даже в сушку, которая была закрыта снаружи на шпингалет! Нет нигде Светочки!
Светочкина мама бросилась на первый этаж, хотя прекрасно понимала, что голым ребёнок на улицу не пойдёт – очень уж холодно. У всех встречных, в том числе и на кухне, она спрашивала: «Не видел ли кто-нибудь маленькую девочку в трусиках и маечке и босиком?» Все только качали головами, думая, что она сошла с ума. И только один человек, сидящий в это время на кухне, понял, что Светочкина мама не сошла с ума…
Не первый раз оставляли нашкодившего ребёнка в медкабинете. Поэтому, когда медсестра вернулась в сад и услышала из своего кабинета детский плач, она не стала мешать воспитательному процессу и, развернувшись, пошла на кухню. И, конечно же, она даже не вспомнила про открытую в кабинете форточку.
Когда Светочку нашли в медкабинете, она спала. Сидя на коленях на ледяном кафельном полу, положив ручонки на банкетку, а на них – опухшую от слёз мордашку…
Колени девочки распухли так, что даже медсестра, видавшая виды, ужаснулась…
Тут же вызвали «скорую». Потом – больница и диагноз, услышав который, Светочкина мама потеряла сознание: «У Вашей девочки артрит. На всю жизнь. Кончится это тем, что она не сможет ходить».
***
Светлана шла на массаж. После смерти мамы она впервые позволила себе отдохнуть культурно – в пансионате с лечением. Правда, лечение было за дополнительную плату, но 90 рублей за массаж шеи и спины – это разве много?! Что ей ни в коем случае нельзя было массировать,- это ноги.
«Почему?» – спросила удивлённая массажистка скорее из любопытства.
«У меня артрит».
«Девушка, милая, как же так?! И давно он у Вас?»
«Тридцать лет…»
«А Вам сколько?!?!»
«Тридцать три…»
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель,-
Гласит летописца сказанье,-
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту,-
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!"-
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
