– Ух, ты! Радость-то какая, – сообщила я своей собаке на прогулке, увидев свет в окнах Ларисы Максимовны. – Вернулась моя героиня. Сейчас мы быстренько сделаем все дела и домой. Ты останешься за старшую, а я побегу за новой порцией сладкого пирога, именуемого вдохновением.
Сказано, сделано. Незваный гость хуже татарина, поэтому я оказалась лучше гостя, имея так кстати фамилию с татарскими корнями. Лариса вернулась с туманного Альбиона простуженной, ругала английский сервис, восхищалась видом из окна своего номера в отеле, утверждала, что английская скупость не идет ни в какое сравнение с немецкой, что немцы против британцев ангелы во плоти. А я упорно направляла ее мысли в Танзанию.
– Да ну их к черту! И холод их, и отсутствие воды в нужное время, и скупость. Ты лучше расскажи еще раз про свою поездку в заповедник. Там тепло было, даже жарко. Вспомнишь, и сразу станет легче, согреешься хотя бы мыслями. А там и до выздоровления недалеко.
– Ну, хорошо, хорошо. Тогда слушай. – И я с головой окунулась в рассказ, то и дело отвлекаясь на пометки в записной книжке. Картина Африки, добротно описываемая Ларисой, как живая, стояла перед глазами.
*****
В свои первые законные выходные Васильева отправилась на экскурсию в главный заповедник страны. Сопровождал ее все тот же незаменимый господин Джу. На сей раз он был за рулем много повидавшего за свой век джипа, по его словам – надежного товарища. Путь предстоял неблизкий, порядка четырех часов только в один конец. Выехали затемно, и почти весь путь Лариса дремала на заднем сиденье автомобиля. Господин Джу сам разбудил ее, потому что начинались заповедные луга, и пропускать такое зрелище путешественнице не стоило.
Лариса открыла глаза и ахнула – впереди, сзади, с боков простиралась необыкновенная картина, которая потрясала воображение.
– Боже! Это же фиалки! Бескрайние поля фиалок. Представляете, господин Джума Лаваса, у нас эти цветы сугубо комнатные, растут в горшках на подоконниках. А тут… – она задохнулась от восторга, настолько прекрасным было то, что она видела сейчас.
– Вот доберемся до саванны, станете еще больше удивляться.
– Мы еще не доехали до «Серенгети»? – удивилась Лариса.
– Нет, что вы! – воскликнул спутник. – Мы уже в парке. Наш заповедник – природный, в нем нет привычных для европейцев заборов, как, например, в зоопарках. Животные постоянно мигрируют, в период сухого сезона перебираются в соседние заповедники. Именно поэтому вы сейчас редко встретите в «Серенгети» антилоп гну. Почти всё их многочисленное семейство, насчитывающее более полутора миллионов особей, ушло на север – там дожди, там сочная трава. Хотя не факт, отдельные стада могут попасться на нашем пути, у болот или озер. Ведь животным в первую очередь нужна вода и трава. Потому они все в постоянном беге. Гонка, гонка. Кто первым придет к финишу, тот и выживет. Говорят, по подсчетам ученых, всей этой гигантской биомассе требуется четыре тысячи тонн травы каждый день.
Васильева посетовала на невозможность встречи с очаровательными животными, но господин Джу заверил, что ей будет более чем достаточно знакомства с другими обитателями парка. Уж в чем, в чем, а в этом коренному жителю Танзании сомневаться не приходилось.
Они еще достаточно долго проехали, не менее часа, поднимаясь все выше и выше над уровнем моря, пока ландшафт не начал меняться.
Именно на границе, где вкусные своей красотой луга переходят в выжженную безжалостным африканским солнцем саванну, все чаще стали попадаться животные, то табунами, то поодиночке. Васильева то и дела охала да ахала, а порой кричала от радости, как ребенок, узнавая знакомых лишь по учебникам или кинофильмам животных.
– Смотрите, смотрите – это же зебры! Сколько их! В глазах рябит от полос. – Она вскидывала фотоаппарат и самозабвенно принималась щелкать затвором.
Спутник только посмеивался. Для него-то зебра была роднее коровы. А вот от других представителей африканской фауны сам пришел в восторг, потому что картинка, открывшаяся при приближении к одному из болот, стоила того.
Близко подобраться к болоту не удалось, но бинокль с многократным увеличением позволил налюбоваться зрелищем вволю.
Первое, что увидела Лариса, нацелив бинокль на водоем – белая птичка, очень похожая на аиста, только в миниатюре. «Журавушка», – ласково назвала ее Васильева, наблюдая за тем, как птица что-то упорно выковыривает из кочки, на которой стоит. А потом путешественница чуть не вывалилась из джипа – от неожиданности, увидев блеснувшие на кочке глаза.
– Да вы не пугайтесь, госпожа Васильева, – успокоил господин Джу, стоявший рядом в открытом люке автомобиля, наблюдавший за зрелищем также через бинокль. – Птица сидит на бегемоте, чистит его макушку. А сам бегемот почти полностью в болоте. Рядом, видите, вокруг в грязи других животных? Узнали их?
– Буйволы?
– Да, правильно. Именно буйволы.
– И вот так запросто, по-братски?
– Гармония, госпожа Васильева. Природа совершенна в отличие от нас. Здесь каждый зависит друг от друга. Каждый знает свое место в этом мире. И даже завтрак или обед друг другом – в порядке вещей, и не вызывает никаких отрицательных эмоций у окружающих.
– Ну, вы и шутник…
А потом в их поле зрения попал жираф, и только что сказанное Ларисиным гидом наглядно подтвердилось на практике. Гигант стоял рядом с зонтичной акацией и меланхолично жевал ее листья. Вокруг по росту выстроились различные представители животного мира Африки, от смешных павианов и остроносых большеухих лисиц до пышногривых львов и грациозных леопардов. Казалось, мирная компания друзей собралась поболтать о том, о сем.
– Иерархия. Надо же! Я всегда считала льва царем зверей, – рассмеялась Лариса. – А над ним, оказывается, есть более властные хозяева. И что, даже не подерутся? Вот так и будут наблюдать за обедом жирафа?
– Так и будут, – подтвердил спутник. – Пока великан не отправится восвояси. А тут уж – кто быстрее бегает, тот и жив, как я уже говорил.
Чем дальше и выше взбирался джип, тем больше пернатых встречалось на пути.
– Я такого биологического разнообразия никогда в жизни не видела. – Призналась Лариса.
– Неудивительно, в «Серенгети» более пятисот видов птиц. Большинство учебников по биологии писалось именно в этой саванне. Здесь есть, чему удивляться и чем восхищаться.
– О, да. И фикусы поражают воображение. Я привыкла к небольшим деревцам, не более двух метров высотой, они у нас, как правило, в учреждениях выращиваются. Символ бюрократизма наравне с сейфами, потому как непременные атрибуты. А тут такие!.. И листья метр с лишним шириной. Фантастика!
– Нам еще не встретилось черное дерево, оно вас восхитит не менее фикусов.
Однако до лесов, где произрастает дерево, измотанные странники так и не добрались, зато довольная Лариса с удовольствием фотографировала необычайные гранитные горы-останцы «копи», похожие на каменные острова, возвышающиеся среди бескрайнего моря травы. Небольшие каменные холмики, «возраст» которых зашкаливал за нескольких миллионов лет, как сообщил господин Джу, возникали, как правило, рядом с местами, где располагались отели, лоджи или лагеря-кэмпы парка. В одном из лагерей путники остановились на отдых перед обратной дорогой.
Лариса еще в начале командировки заметила, что уникальные климатические условия в значительной степени определяют образ жизни представителей коренного населения Танзании. Вспоминая студентов-африканцев, учащихся в московском университете, Васильева сравнивала их, нелепых и жалких в шапках-ушанках и объемных пуховиках с неизменными шарфами, обмотанными вокруг шеи и головы почти до глаз, с теми, кого она наблюдала уже не один день в Африке. Сравнение было явно в пользу сегодняшних африканцев – раскованных, пластичных, с походкой пантеры, гордых и величественных своей невероятной красивой осанкой.
– Дисонас! – делилась она с Йоргеном своими наблюдениями, а потом со смехом добавляла, косясь глазами в сторону соседнего столика на красных от солнечных ожогов англичанок, у которых практически вся кожа напоминала отслаивающиеся обои:
– Мы у них, и они у нас. И всё всегда колоритно, и доведено до крайности или, скорее, до абсурда. Не правда ли?
Друг естественно соглашался.
Обратный путь из заповедника господин Джу выбрал с таким расчетом, чтобы у госпожи Васильевой была возможность познакомиться с бытом кочевников-животноводов племени масаи.
Этот удивительный народ – поразительное сочетание первозданности и абсолютной естественности – до сих пор является объектом споров ученых мужей, иногда масаи называют загадкой Африки. Все дело в сходстве национальной одежды племени с римскими тогами и сандалиями, также напоминающими обувь древних римлян. И даже короткий меч у мужчин, а особенно копье-пика – практически римский пилум. В остальном масаи – своеобразный тип людей, встречающийся все реже и реже. Прежде всего, они поражают выразительными лицами и красивой фигурой: высокие, стройные, широкоплечие, узкобедрые, мускулистые мужчины. Строго прямая осанка и при этом кошачья поступь – глаз не оторвать. И женщины племени своим мужчинам под стать – тоже высокие, стройные, но наголо выбритые в отличие от противоположного пола. И у всех без исключения длинные отвисшие мочки ушей – по традиции мочки уже в детском возрасте прокалываются и в них вставляются палочки, а в дальнейшем навешиваются массивные украшения. Чем длиннее мочки ушей, тем больше ценится красота, тем больше уважения и авторитета. Масаи вообще уверены, что они любимцы богов и к прочим жителям Африки относятся весьма презрительно.
Этот народ не только практически полностью сохранил свой традиционный уклад жизни, но и просто не вписывается ни в какие рамки. Он совершенно не похож на окружающие его племена. Ни образом жизни, ни внешностью.
Их дикие традиции цивилизованного человека пугают: мальчики-подростки покидают семью и отправляются в саванну на долгие семь лет мужать и взрослеть, причем в одиночку. Кто-то возвращается и становится полноправным членом племени, кого-то родные так и не дожидаются. Одному, без поддержки взрослых, выжить в саване не просто, даже трудно. Но уж если это удается, тогда закон разрешает и жениться столько раз, сколько душа пожелает или возможность выбора невесты. Возвратившийся обязан принести голову поверженного врага и пройти обряд посвящения во взрослую жизнь. Испанская коррида по сравнению с этим обрядом кажется поистине чепухой, потому что мальчики дерутся с настоящим львом, и рядом, за ограждением, не стоят помощники, готовые в любую минуту броситься на помощь. Да и самого ограждения, как такового, не существует.
Масаи пасли свои стада на покрытых равнинах травой у подножия Килиманджаро на протяжении трех сотен лет. По своей генетической сути они – кочевники и презирают всех, кто ведет оседлый образ жизни.
Они живут за счет домашнего скота. Они не знают земледелия или ремесел, зато уверены, что Верховный Бог Энгай даровал их племени всех животных на свете. И по этой причине кражи скота у других племен для масаи – обычное дело. Ни законы страны, ни полиция повлиять на племя не могут, ибо не имеют для масаи ровным счетом никакого значения, потому что уверены в своем первородстве на земле.
Однако туристический бизнес не прошел мимо этого таинственного народа. Масаи быстро сообразили, что выгода от белого человека, приезжающего поглазеть на непривычный для своей жизни уклад – большое подспорье, особенно для ленивых на работу мужчин. Сильная половина племени признает лишь две обязанности – воевать и пасти животных. Да и то, второе – лишь до определенного времени – пока не подрастут дети. Остальная работа лежит на «хрупких» плечах многочисленных жен, которых у мужчин тем больше, чем крупнее скотина и больше голов в стаде. А количество детей в одной отдельно взятой ячейке с приличным гаремом исчисляется несколькими десятками.
– Но я ведь видела в нескольких отелях, и даже в других местах мужчин этого племени, их красные туники, острые пики – не спутать ни с чем. – Размышляла и одновременно расспрашивала Лариса господина Джу по дороге домой. – Значит, они не только кочуют, но и работают? Получается, то, что мы сейчас видели – всего лишь фарс для туристов?
– Нет, нет, уважаемая госпожа Васильева! Вы не правильно истолковали виденное вами в Дар-эс-Саламе, вернее, в деревне… что-то я запутался… Видите ли, кочевники – народ хитрый и жадный до денег. Пусть у них нет телевизоров, радио, Интернета и телефонов, но они любят украшения, обожают пополнять поголовье своего скота, а на все это нужны средства. А так как детей они рожают в несметном количестве, часть своих сыновей после посвящения во взрослую жизнь отправляют на работу – как правило, охранниками, чаще – в отели. Но и тут масаи настояли на своем – службу в охране они несут только со своим оружием. Однако хозяева отелей довольны, не привередничают, кочевники известны своей свирепостью, лучших охранников не найти. Да и колоритность они придают отелю, африканскую экзотичность, что в свою очередь приносит неплохую прибыль.
– Знаете, – задумчиво произнесла уставшая от долгой дороги Лариса, выходя из джипа, когда они добрались до «Амани Бич», – а я рада, что в нашем отеле не мелькают красные тоги. Как-то мне спокойнее без острых наконечников пик. И вот еще что: никаких больше экскурсий! Еще одну поездку я не вынесу. Мне так хорошо тут, у океана, в нашем райском уголке.
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
