А. Пушкин джаз в саду играл. Широкими ноздрями
вдыхая жадно влажный воздух с каждым трубным всхлипом.
Огромный вяз купал в пруду зелеными ветвями
из горла меди свежеуженные звуки-рыбы.
Дюма-отец и палочками, как пером (не хуже)
орудовал, чеканя брейк, покуда пыхал Пушкин,
от соло отдыхая – водоем давно запружен,
и рыбина-отец замолкнувшей большой игрушкой
висела на гайтане. Вяз дрожал под ритм листами
и даже подпевал дуплом… Потом народ судачил:
– О, диво! Утонченно и красиво! Кто поставил?
Один трубач еще с полгода на пруду рыбачил...
Одесную одну я любовь посажу
и ошую — другую, но тоже любовь.
По глубокому кубку вручу, по ножу.
Виноградное мясо, отрадная кровь.
И начнётся наш жертвенный пир со стиха,
благодарного слова за хлеб и за соль,
за стеклянные эти — 0,8 — меха
и за то, что призрел перекатную голь.
Как мы жили, подумать, и как погодя
с наступлением времени двигать назад,
мы, плечами от стужи земной поводя,
воротимся в Тобой навещаемый ад.
Ну а ежели так посидеть довелось,
если я раздаю и вино и ножи —
я гортанное слово скажу на авось,
что-то между «прости меня» и «накажи»,
что-то между «прости нас» и «дай нам ремня».
Только слово, которого нет на земле,
и вот эту любовь, и вот ту, и меня,
и зачатых в любви, и живущих во зле
оправдает. Последнее слово. К суду
обращаются частные лица Твои,
по колено в Тобой сотворённом аду
и по горло в Тобой сотворённой любви.
1989
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
