На портале Бюро Постышева | журнал писателей вышла подборка верлибров Владимира Монахова.
Слово против слова
«Сотни слов
я превращал в стаи птиц…»
Здравко Кисьов
Ничто так быстро не заживает
на человеке — как слова.
Казалось — переломаны в драке,
унижены в дискуссиях,
растоптаны на собраниях,
перечёркнуты в стихах,
живого места на них не найти…
Но отлежатся в душе, отдохнут,
встрепенутся, почистят пёрышки
и утром свежие, радостные, бойкие
побегут навстречу новому человеку…
Сражаться,
доказывать,
биться и оскорблять
рифмой звонкой
слова
против слова!
* * *
смерть — точка в конце истории…
она всегда сама собой остаётся…
её ничем нельзя заменить…
потому что историю, особенно её конец,
еще столько раз перепишут,
а точка всегда настоящая
и её подделать нельзя…
такое даже в голову никому не приходит…
хотя, я же подумал об фальшивой точке конца…
Homo sapiens — фальшивая точка бесконечности.
Вечность в кавычках неба
Люди в кавычках
Борис Рубцов
люди в кавычках одежд:
утром кавычки закрываются,
вечером открываются…
долгие ночи под одеялом
мы проводим
в кавычках надежд,
пытаясь осчастливить друг друга,
пока солнце не встанет
в кавычках
неба
* * *
Не поддавайтесь условности времени…
Ничего не провожайте и ничего не встречайте —
не тратьте будущее на пустяки!
Живите в размытом ощущении вечности,
сколько бы вам её не было отпущено на всю
долгую или, может быть, короткую жизнь мгновения…
* * *
Наташе Никулиной
Люди — живые раны бытия.
Смерть врачует всех —
грешных и не успевших согрешить!
— Для Бога мёртвых нет! –
повторяет каждому на переправе паромщик.
* * *
…в этот день, когда некуда было девать время
Юрик Дук
В детстве наше время шло медленно,
его было так много у каждого из нас,
что мы могли им поделиться с любым стариком
из нашего двора.
Но стариков уже мало интересовало
наше живое действующее время,
которого было полным-полно.
Старики хотели вернуться
в свою молодость, в своё детство,
в своё время,
где у них тоже было полно времени,
но теперь остались одни воспоминания…
Воспоминания без срока годности и давности,
которые они пытались рассказывать нам без конца,
но не было времени слушать
старьё прошедшего, от которого несло
нафталином неправильной истории,
где было много крови и не хватало времени
на игры, которыми мы были заняты
всё наше время.
Про холодильники
1. Из письма Венере Лискиной
В моём доме из живых существ -
только советский холодильник!
Рычит порой так громко,
что приходится иногда
в ручном режиме усмирять!
Но зато внутри него –
столько приятного
к завтраку,
обеду
и ужину,
который никак не хочет
сдаваться врагу…
2. Холодильник никогда не изменит
Муж ушел!
Оставшись без настоящего мужчины –
Накрепко подружилась с холодильником.
Так хорошо теперь вдвоём!
Холодильник никогда не изменит,
Что в него положила –
ВСЁ твоё!
Вечность на гвоздике
Вечность висит на гвоздике за дверью,
а на виду у всех тикают старые ходики –
укорачивая моё пребывание на земле.
И когда
время выйдет —
я сниму вечность с заржавевшего гвоздика
и передам правнукам…
Время у каждого поколения своё,
а вечность передаётся по наследству…
Пятьдесят лет назад мне передала вечность мама…
Правда, тогда вечность и мама еще были молодыми,
энергичными, и очень теплыми, согревая надеждами душу…
А сейчас вечность стара, как лунь…
Но это она такая на гвоздике… А попадёт в руки молодым и…
Только это уже не моё дело…
* * *
Толпы опавших листьев
одной метлой легко побеждает
трудолюбивый дворник нашего двора.
Шуршит метлой в сторону костра…
Глупый вопрос
На дне воздушного океана всё есть для нормальной жизни человека…
Но человек мечтал, мечтал, а потом взял и полетел…
Теперь на дне воздушного океана, где всё было, так многого для всех не хватает..
И зачем только люди научились летать?
А премудрый пескарь— всё еще знает своё место…
* * *
Земля молчала в тряпочку неба,
а о чем говорить,
когда гроза и гром
сотрясают мир?
А человеку надо помалкивать,
но чтобы себя обнаружить,
то в лучшем случае молча
развести
руками
горизонт…
* * *
Человечество движется
По земле со скоростью жизни,
Выслушивая жадно последние сообщения
С экранов ТВ,
Вычитывая подробности в газетах,
Как развивается
Масс-кулатура человечества…
И редко—редко в последних новостях
Можно услышать сообщения о стихах.
Но, отвлекаясь от повседневной натруженности
На чтение старого или нового поэта,
Я всегда подозреваю,
Что стихи никогда не иссякнут,
Даже если первыми завершатся
Последние новости бытия!
* * *
Этот мир притяжения
так и норовит сложить нам крылья,
и завязать узелком шнурки
на ботинках космонавта…
Многие до глубокой старости
умудряются жить в стране
неизлечимой от детства,
где каждый улетает на стрекозе
задом наперёд на тот свет,
закрытый звёздами…
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
