Обратка OlegBeigrusch : "Спустись, сходи, купи вина". Была ли истина в вине?
Была ли истина в вине.
Была ли истина в вине?
Была. И в Кане Галилеи
Лекарством истины хмелея,
Играли свадьбу. Им дала
Любовь взамен скорбей и крови
Пить вечной чаши торжество.
Но я скорблю, с землею вровень
Мое печальное родство.
Ты пил вино в тоске, не так.
За стон и грех, чужой косяк,
За безразличие отца,
За смех и радость подлеца,
За вероломную жену,
За смерть и за любовь одну.
Непоправимо весел, горек
И неутешен, бедный Йорик!
Ты выпил жизнь свою до дна -
Среди могил стою одна.
В душе моей пустынный бит,
Твой дерзкий фарс, немой кульбит,
Прощальный бал, пустой бокал -
Так навсегда нас повенчал
На свадьбе истинный жених
Где нет гостей, ни песен их,
Но скромный траурный погост,
За упокой беззвучный тост,
Твой одинокий старый кот,
Сидящий тихо у ворот.
Мой друг, мой брат, мой вечный страж,
Вселенной точка и мираж,
Налей бодрящего вина,
Мне кромка вечности видна!
Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года
Не бедствовал, был весел, благодушен,
Хотя и знал, что может быть повешен
На площади, перед любой из башен,
В знак приближенья Страшного суда.
Однажды Босх привел меня в харчевню.
Едва мерцала толстая свеча в ней.
Горластые гуляли палачи в ней,
Бесстыжим похваляясь ремеслом.
Босх подмигнул мне: "Мы явились, дескать,
Не чаркой стукнуть, не служанку тискать,
А на доске грунтованной на плоскость
Всех расселить в засол или на слом".
Он сел в углу, прищурился и начал:
Носы приплюснул, уши увеличил,
Перекалечил каждого и скрючил,
Их низость обозначил навсегда.
А пир в харчевне был меж тем в разгаре.
Мерзавцы, хохоча и балагуря,
Не знали, что сулит им срам и горе
Сей живописи Страшного суда.
Не догадалась дьяволова паства,
Что честное, веселое искусство
Карает воровство, казнит убийство.
Так это дело было начато.
Мы вышли из харчевни рано утром.
Над городом, озлобленным и хитрым,
Шли только тучи, согнанные ветром,
И загибались медленно в ничто.
Проснулись торгаши, монахи, судьи.
На улице калякали соседи.
А чертенята спереди и сзади
Вели себя меж них как Господа.
Так, нагло раскорячась и не прячась,
На смену людям вылезала нечисть
И возвещала горькую им участь,
Сулила близость Страшного суда.
Художник знал, что Страшный суд напишет,
Пред общим разрушеньем не опешит,
Он чувствовал, что время перепашет
Все кладбища и пепелища все.
Он вглядывался в шабаш беспримерный
На черных рынках пошлости всемирной.
Над Рейном, и над Темзой, и над Марной
Он видел смерть во всей ее красе.
Я замечал в сочельник и на пасху,
Как у картин Иеронима Босха
Толпились люди, подходили близко
И в страхе разбегались кто куда,
Сбегались вновь, искали с ближним сходство,
Кричали: "Прочь! Бесстыдство! Святотатство!"
Во избежанье Страшного суда.
4 января 1957
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.