Они были рыжими как лисицы -
Мама, младшая сестра Лида и Таня
/Сама себя она называла Татья/.
Таня до пятнадцати лет носила
Странное нарядное платье,
Любила построить из песка ракету,
То ли корыто -
Были глаза её словно небо,
А губы полуоткрыты.
И когда они в парке гуляли втроем,
Как гуляют по лесу рыжие лисы,
Таня могла внезапно присесть
Чтобы пописать.
И тогда мама и младшая сестра Лида
Закрывали Таню собой -
Было не видно.
Я проживал по соседству с Таней
Своё восьмое лето
И на его исходе я стал Ромео,
А Таня стала Джульетта.
Она подходила ко мне, улыбалась -
Она всегда улыбалась мне в это лето -
И шептала: "Счастье, Татья..."
И в ответ я то ли мычал,
То ли в небо пытался взлетать я -
Синее, как глаза Тани,
Рыжее, как её волосы.
У жизни бывают чёрные полосы
В одну из них ко мне подошёл мой
Лучший друг Гриша Апельянц:
- Брат, это хуцпа и мезальянс
Таня, мало того что дурёха,
Она ещё и старуха,
Её пятнадцать, а тебе восемь
исполнилось в это лето.
Может быть это любовь,
Но не к добру это.
Вот тебе из пластилина конфета,
Дай её Тане, а дальше всё будет путём,
Лёгкий абьюз и облом,
Скажешь ей прости, литрайот шолом...
Люблю я с тобой, дураком, поговорить -
Можешь не благодарить.
Таня ела эту чёртову конфету и улыбалась мне -
Она всегда улыбалась мне в это лето.
Она глотала мерзкий пластилин и улыбалась мне -
Она всегда улыбалась мне.
Из её глаз текли слёзы, но она улыбалась мне -
Она так улыбалась только мне,
Больше никому.
Много лет прошло с тех пор,
Я видел свет и тьму.
Больше тьму - так бывает у сов
И у тех, кто мало спит по ночам,
А если спит, то видит один и тот же сон,
В котором мальчик рядом с девочкой
На закате лета,
И во сне он кричит им:
- Возьми у него конфету, девочка моя,
И сьешь эту конфету.
Смелее, я уже рядом с тобой...
Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.
Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь.И дышать полной грудью на ладан...
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.
Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Поэты идут до конца. И не смейте кричать им
- Не надо!
Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.
Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Метры, рубли...
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.
Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
Поэты идут.
И уходят от нас на восьмой.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
