Париж. Акации цветут.
Всё утопает в белом цвете.
Снуют арабы там и тут.
Гуляют женщины и дети.
Наш эмигрант сидит в кафе,
«Шато Лафит» в ладони грея.
Небрит, помят. И подшофе
Шальною птицей мысли реют.
А думы те – про край берёз.
Про сплав и берег у обрыва.
И ностальжи берёт до слёз,
В парах купажного порыва.
И нежный колокольный звон
Ему мерещится далече.
Где храму древнему поклон,
И благовест тот будет вечен.
А после видится зима,
Лёд речки, клюшки и ворота.
В снегу родная сторона.
И гол победный – вот он, вот он!
Весною – чудный ногомяч,
Столь эфиопами прекрасный.
В буфете пьют купцы первач
И на трибунах безопасно...
***
Клекочет кречет, реет стриж,
Бредут в бистро капиталисты…
Ах, полный негою Париж!
В залив Бискайский провались ты!
И полно, всё!
Долой хандру!
Мадам Жужу, мы счёт просили!
Такси! Я рано поутру
Лечу домой.
Лечу в Россию!
Задумаешься вдруг: какая жуть.
Но прочь виденья и воспоминанья.
Там листья жгут и обнажают суть,
но то уже за гранью пониманья,
и зреет там, за изгородью, звук,
предощутим и, кажется, прекрасен.
Затянешься. Задумаешься вдруг
в кругу хлебнувших космоса орясин —
высотки, в просторечии твоём.
Так третье поколение по праву
своим считает Фрунзенский район,
и первое — район, но не державу.
Я в зоне пешеходной — пешеход.
В зелёной зоне — божия коровка.
И битый час, и чудом целый год
моё существованье — тренировка
для нашей встречи где-то, где дома
населены консьержками глухими,
сошедшими от гордости с ума
на перекличке в Осовиахиме.
Какая жуть: ни слова в простоте.
Я неимущ к назначенному часу.
Консьержка со звездою на хвосте
крылом высоким машет ишиасу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
