о сколько коллекционных рассказов на дне пустой бутылки
начинаешь ценить ординарные молчаливые и полные
Пуанты
Она стоит на пустяках,
На мыльном шаре акробата,
Так и качаясь на носках
На фоне пирса и заката,
Ждет только взмаха и смычка,
Как в день желания последний
Ждет одуванчик ветерка
Со штормовым уведомленьем.
Вот между этими и теми,
Считая такт и облака,
Вот между этим и нигде,
Как бог балета в фуэте,
Прекрасно разбираясь в теме,
Поговорим о ерунде.
Ma lumière
Ну что, поговорим, мой свет,
О королях и о капусте?
Как захирело захолустье! –
Приличной бучи в мире нет.
Повсюду скука и бардак,
Душа темнеет в зле и пьянстве.
И как же можно не стреляться,
Когда задет твой кадиллак?
Конечно, можно и за так,
Но так, мон шер, выходит блядство.
Ты хотел бы?
безграничная тирания
сказка о рыбаке и рыбке вне закона
привередливость на пьедестале
леденящий мрамор красоты и краткое время полета над бездной которая всегда длиннее
долгое электромагнитное эхо «да-а» в космической пустыне
иногда разбавляемое матом
все равно никто не спрашивает
Древо
Авраам и Сарра
Ной и Наама
Адам и Ева
Бог и
стало быть дьявол был женщиной
но Бог как известно против абортов
Любовь и разлука
тот ужас за спиной
как мы могли предложить его друг другу
Уродцы
у них было два крыла на двоих
вместе они составляли птицу
когда шли обнявшись
Копи Соломона
эти бесконечно счастливые дни
где они
я их потратила
*
наши души
с такими мощными мускулами
могли бы приподнять и нас
если бы мы не кричали от страха
*
призрак слово неодушевленное
говорю я ему спотыкаясь на родительном падеже
он пожимает плечами
как умеют только призраки
без слов
*
воздушный шарик полный воздуха и полета
и свободы стихотворения из одного хлопка
*
я не считаю чужие ошибки
я совершаю свои
*
только раскусишь этот мир
все его подлости и подножки
…и куда к тебе господи с такими знаниями
*
последняя белая змейка прижавшись к окну еще держится на карнизе
но у дождя много клювов
*
луна оставила в небе обрезанный ноготь
завтра не будет и этого
Искусственный интеллект
наконец-то мы все вместе
ноосфера обрела голос
и как мы тебе господи
в сухом остатке
Воспоминание о розе
Бог создал лучший из цветков
и было это гениально
он оказался таким совершенным что не находилось слов
и таким прекрасным что каждому захотелось потрогать и рассказать
Бог дал ему шипы
но язык сильнее
когда оно вытягивает шею из шуршащих целлофановых воротничков
там еще можно рассмотреть места аккуратно срезанных бородавок
Ателье
она подошла к витрине
протянула руку
расстегнула на нем жилет
и вынула сердце
когда ей позвонили
бросила в сумочку
засмеялась и ушла
внутри стало легко и свободно
он полетел вслед на воздушном шаре
срывая по дороге комнатные цветы в распахнутых окнах
и ленточки с пробегающих школьниц
в шесть вечера зашипело радио
хозяйка поправила на манекене костюм
щелкнула выключателем и ателье закрылось
Ракушки
сидевшие до меня на этом камне давно превратились в морской песок
волны бессчетно перемешали всех и развеяли по берегу
не знаешь чье тело пересыпаешь в ладонях
они садятся рядом и вместе нам не видно края
как в дни свадеб за укрытым виноградным навесом столом во дворе
здесь играют долго катящиеся вдаль песни и с рассветом расходятся кто куда
соленая вода в твоих руках дед
он всегда отвечает что это море
Дверь в саду
мы бы потерялись в городе одинаковых имен
но когда чей-то голос зовет «Наташа домой» не ошибаешься
стоишь в родном углу колупаешь пальцем штукатурку
и не знаешь макароны или рисовая каша
потом складываешь свои рассыпанные голоса в спичечный коробок
и уносишь в кармане рубашки больше не возвращая
Пока ты спишь
подобравшийся к самому окну каштан подглядывает твой сон перекатывая его всю ночь с боку на бок
когда начинают хлопать входные безразлично отворачивается как случайный прохожий
успевая до завтрака разболтать всем воробьям в округе
что расчирикались сегодня
думаешь сталкиваясь с ними по дороге
с добрым утром
отвечают они отщипывая маковую булку будто им кто-то предлагал
и только ты ни за что не можешь вспомнить
что за прилипчивая песня ходит весь день по пятам как потерянная
Пока ты спишь
кто-то незаметно выносит из дома вечно закатывающуюся мелочь
мелочь считать неинтересно она стоит меньше пластмассовой пуговицы
кто-то смелеет и продолжает разбирать по частям комнату
переставляя цветочные горшки и перевешивая картины на стенке
хотя они и так любят показывать одно собственное настроение
теперь когда выходишь за газетой выключаешь свет в прихожей
чтобы не увидеть чье лицо остается в зеркале
однажды в сумерках вы встретитесь
оно отвернется удивляясь всем отражением тому что ты делаешь в чужой квартире
наверное ты бы хотел попросить свободу
если бы вспомнил что собирался на нее купить
но будет поздно и все магазины закроются на ночь
Суета
стоило ветру принести одну беспокойную птицу
двор замахал всеми ветками расхлопался форточками и мокрыми простынями
не буди мол весну ждем
Молитва камня
смотрите-ка как кричит в небо подрастающая новостройка еще безгубой тысячью голодных ртов
хлеб наш насущный…
кто-то на облаках подписывает ордера и забрасывает в каждое немного живого мяса
до заката слушая утробную песню перфоратора
наконец лоснящиеся от солнца окна прикрывают новые стеклянные губы бумажными салфетками и успокаиваются
Первое элементарное правило волшебника
собственно элементарное: никогда не сомневайся в волшебстве
второе такое же: всякого усомнившегося превращай в тыкву
и наконец
не забудь пригласить меня на осенний праздник урожая
нет ничего показательнее выставки здравомыслящих голов под вечер тридцать первого октября
Картина
у нее не было лица
только полные руки листьев протянутые вверх
где кроме рамки ничего не поместилось
когда листья упали наступила зима
откуда-то пошел снег белее штукатурки
Пианино
за окном ветер перебирает черные клавиши прохожих
а я не могу угадать страну
где пел эту колыбельную
человек на снегу
без имени
без лица
без надежды на солнце
Весь С. К. (Кьеркегор)
он родился горбатым
чтобы до конца жизни изображать вопрос
на который у нее не было ответа
как не нашлось и у смерти
а я могу только написать
что и тогда он лежал не разгибаясь
Перчатки беспокойного человека
бедные уставшие руки рабы и повелители пера
я не удивлюсь если вас когда-нибудь разобьет артрит
но пока вы еще подвижны и веселы как гарпии в поисках добычи
и скорее дадите отрубить себя чем остановитесь
пока в непроливаемой склянке спит еще море не совершенных преступлений
вы даже стали носить перчатки чтобы не встречаться с отражением
только зеркало так боится попасть в немилость что оставляет одни тревожные пальцы
намертво отрезанные от всего остального но не утратившие голод и жажду
всего десяток бессонных птиц за створками трельяжа
а сколько их еще живых не утонувших в чернильнице с баклажановой кровью
в начале дня вы снимаете с себя дурную ночную кожу
накидываете легкое болеро утреннего ветерка и тянетесь на свет
выбирая первого случайного прохожего с пачкой бумажных листков под мышкой
кто-то же составляет расписание встреч для этой одинокой планеты
такой восхитительно неразборчивый почерк
если бы в мире не было удивительных событий ловящим крылья бабочек стало бы незачем просыпаться
не хотите ли искупаться тут неподалеку есть замечательно глубокая фарфоровая ванна
уроните одно только слово
каким бы оно ни было это будет да
вы напишите из него роман
оставите счастливую встречу жить у никогда не выходящего из берегов фиолетового моря
и непременно умереть в один день
в который сталкиваются с первым случайным прохожим
Королевские пчелы
в опустевшем саду пели заснеженные птицы стеклянными голосами
теми что сохранились вместе с детской песенкой о глупом короле
подарившем своей королеве царство цветов
но она бросила его уколовшись о пчелу
пчела тоже сохранилась в прозрачном горле похожем на горлышко кувшина
из которого льется серебряная мелодия что бы ни случилось
наверное сладкая как мед
если решишь попробовать
если все-таки решишь попробовать
помни как мстят пчелы
Легко утраченные подробности
мое лучшее воспоминание напилось где-то холодного пива и задержало вечернее появление
теперь не знает куда приткнуться со своей пустой посудой
сейчас начнет доставать оттуда прекрасные и ужасные мелочи забытые на дне памяти начиная с первых елочных игрушек до последнего торжественного люрекса к розовому платью
и все это неповторимое и блестящее выросшее на пивных дрожжах и волшебстве скоро поселится посреди пустой квартиры
где из подходящей компании найдется несколько серебряных рыбок маленького застекленного моря
прикрытых слоем зеленой ряски
Они молчат
Улыбка месяца повисла на стекле.
Пустыми оказались разговоры.
А там, в бескрайней и прекрасной мгле,
Они молчат, по одному и хором.
Но почему прекрасной, почему
Покоя не дает луны скольженье? –
Как будто все ушедшее во тьму
Не разговора хочет, а свеченья.
А лодочка
«Не будет чудес площадных,
И громких хлопушек не будет.
Твои посторонние люди
Пройдут и уйдут из родных.
И с мясом не рвать эполет.
А лодочка шлепает к устью.
И лестницу-в-небо не спустят,
И в спину не крикнут "алле"…
А больше не видно ни зги», –
Картавит шарманка больная.
Да ладно, я всё понимаю,
Как прочие все дураки.
Дорога
Покойник во сне приходил
Долго смотрел на дорогу
Словно у Господа Бога
Только прощенья просил
И не было слова и сил
И не было Господа Бога
Разворачивай
Мы приехали на эту
Площадь пляшущих чертей.
Разворачивай планету!
Едем к дому из гостей.
Вот тогда и на крылечке,
Все былое перетрем.
Перед верностью и вечным
На колени упадем.
А за то, что не упали,
Продержались до конца,
Бог не выдаст нам медали,
Скажет: «Вспомнили отца».
Расклад
Согласно выпавшим раскладам
И умницы, и дураки,
И мы, упавшие в стихи
С последней строчкой листопада,
Стоим, как в вазе стебельки,
Как перепонки балюстрады,
На мостике одной реки
Для красоты и для фасада.
Летим, как могут пустяки,
Когда стоять не больно надо
И нет лекарства от тоски.
В капле
Искусство оставаться между строк,
Скользить по льду воздушными коньками.
И все, что не должно случиться с нами,
Как только веки распахнет восток,
Накрасит рот улыбкой карнавальной
И уведет как главный за собой.
Но послевкусье музыки печальной…
Но лунной ноты привкус луговой…
Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул -
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтобы я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нитьбудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег -
Просто так, за любовь! - улыбнувшихся мне...
...Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
