Мои скелеты попраны к утру,
срамно распятые на дверцах платяного шкафа.
Хотел сказать, с зарею где-то прокричал петух,
но в городе, скорее, вскрикнет петухом главбух,
проснувшись в ужасе от изощренных мук,
ему доставленных от теста полиграфом.
Вернулся мир в войной опустошенный мозг.
С глотком воды пришло желанье сделать кофе -
откинув одеяло, ночью я промозг.
В висок стучала венка в такт ударам мнимых розг
(точней, розог). Свеча стекла, и мутной лужей воск
напоминал о глупой страсти клеить воедино строфы.
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово,
Что-то ярко светило — фонарь иль луна,
И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взор
И так много встречал отвечающих взоров,
Одиссеев во мгле пароходных контор,
Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так, в далекой Сибири, где плачет пурга,
Застывают в серебряных льдах мастодонты,
Их глухая тоска там колышет снега,
Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,
Может быть, мне совсем и не надо героя,
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
