Убегаю от неба.
Но как избежать
таракану свиданья с ладонью?
Крошку хлеба (иль неба?)
сожрал.
И за это?
За это вся небесная рать
гонит тучи, как стаю воронью,
за моей головою
так слепо?
.... ....
Отвечай, многотонное тучное небо!
... .... ....
Принимаю.
Смотри, под тобою стою,
никуда не бегу - надоело.
Стою цену - ни больше, ни меньше - я ровно свою
и до игрищ твоих нет охоты и дела.
Говоришь, указующий перст укусил?
Это хуже гораздо украденной крошки.
Неужели скопил столько гнева и сил?
Или жизней за мной, как у кошки,
набралось, что не жаль их терять -
героически в смысле скончаться?
Приближается гозная тучева рать,
грянет гром и конец аберраций.
Ну, давай, погрози забинтованным пальчиком вслед:
Поделом тебе,
... неуч,
... ... бездарность,
... .... ... юрода.
Вот тогда отгрызу я без лишних дешевых бесед
всю фалангу.
Скорбящим
ты встретишь багряный рассвет
над моим торжествующим взглядом из гроба!
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.