"Белый Бог коричневую женщину
распиная на воротах ада,
наливая из ладони - трещины
с кровью сладкой вкуса шоколада,
выпил чашку".
Но попытка ярая
в свете рыжем цвета апельсина
полюсами лбы столкнуть полярные,
гвоздь забить в ладони клавесина,
разогнав по белым чёрных клавишей
лимфу крови за предел крещендо,
на ребро вопросы Богу ставящей
оказалась frustra, - в смысле тщетной.
В волн восторженных рукоплескании
утонуло тоненькое скерцо.
Красота, спасая, режет скальпелем,
полоснув и автора по сердцу.
Да, она убийца и спасение,
страшная шальная плоти сила,
пластика лица души осенняя
и бессилья седины могила.
Осень кружится в дымину пьяная,
подхватил и с полуоборота
в две руки её на фортепьяно я,
начиная с самой верхней ноты,
обнажил беспомощно-одетое,
что зовётся плотью нежной, пылкой,...
помню пробовал такую, где-то я, -
в правой грудь держал, а в левой вилку.
Сны одолевают сплошь безумные
по ночам вытаптывают память,
заговаривают сладко зубы мне,
полушария пытаясь спарить
наши... . Но, коричневая женщина,
я ведь тоже в белого играю,
Хочешь, скажем Богу были венчаны,
если спросит у калитки рая?
