В преклонившей колени России
гуси-лебеди, Маша, медведь.
Это женская слабость. А сила, -
встав с колен, за них всех умереть.
Красный угол четвёртого чище,
раз вбивают Христа молотком.
Ну, а ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Ветры пели печально, но звонко,
подпевала им Русь. Голоса
завывания старого волка
рвали в клочья, как шторм паруса.
Руки родины на топорище,
выи хруст под малиновый звон.
Ну, а ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Нет хоккея, евреи далече,
придавило эскортом балет.
Дурят, учат и грабят и лечат
все, кому притворятся не лень.
"Что же делать, что делать нам, люди, -
с печки голос, - и кто виноват?
Бесы, в русские души не плюйте,
мы не слезем с печи!", (дальше мат).
"От Руси уберите ручища!", -
в мир летит из кремлёвских окон.
Только ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
В храмах гопники. Прямо с порога
поп не души, - карман облегчит.
Нет там веры, где именем Бога
просит бес заплатить за визит.
Глас небес превращается в вирши,
если ложь и записан штыком.
Ну, а ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Вашим девочкам грустно и скучно, -
не успели невестами стать.
Оптом брали в полон и поштучно
те, кто вашу небес благодать
истоптали, забрызгав кровищей,
заплевали, как наркопритон.
Ну, а ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Ваши мальчики... . Мальчики, где вы?!
Жизнь была на войне прожита.
Не прикрыли ни справа ни слева, -
за спиной и в глазах пустота.
На погосте ни Бога ни нищих,
паутина на ликах икон.
Только ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Ветры пели печально, но звонко
голосами из волчьих хоров,
без мальчишек рыдали девчонки
из моих и соседних дворов.
Без гробов, - ни покрышки ни днища, -
закопал их нерусский закон.
Ну, а ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Сплошь крестами погосты России
заросли и, почуяв вино,
смерть с косою на водку косилась
и косила людей заодно.
Водкой смерть заливала глазищи,
на могиле не пить - моветон.
Только ветер гулял по кладбИщу,
как велось на Руси испокон.
На руках у великой России
три берёзки, укутанных в март.
В них бессмертные души, а сила
у девятки целованных карт.
Пять тузов, как ножи в голенище,
жизнь берёзок поставят на кон.
Ну, а ветер по прежнему свищет,
как велось на Руси испокон.
Времена не выбирают,
в них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
как на рынке, поменять.
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
блещет тучка; я в пять лет
должен был от скарлатины
умереть, живи в невинный век,
в котором горя нет.
Ты себя в счастливцы прочишь,
а при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
флорентийской и проказе.
Хочешь ехать в первом классе,
а не в трюме, в полутьме?
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
блещет тучка; обниму
век мой, рок мой на прощанье.
Время — это испытанье.
Не завидуй никому.
Крепко тесное объятье.
Время — кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
с нас — его черты и складки,
приглядевшись, можно взять.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
