Не счесть врагов, не брошенных перчаток.
Не преклонив, а встав с чужих колен,
все смыслы обнажив от глаз до пяток,
наполнят страсть и кровь пустой рефрен.
В могиле сыро и, как в танке, глухо,
вокруг креста гуляют сквозняки.
Мне в старых валенках тепло и сухо,
годам, зиме и моде вопреки.
Чтоб скоротать навязчивость досуга,
сыграю с Богом, предложив ничью.
Мне в старых валенках тепло и сухо,
отмерю раз и семь разов налью.
На потолке уснуть боится муха,
зевает и ногами в щёки бьёт,
ей в новых валенках тепло и сухо
в дней суете и ночи напролёт.
Топор кипит в кастрюле вместо супа,
добавить можно соль для ран и сны,
щепоть молитвы горькой кротко, скупо, -
поминки пьяным бабам не страшны.
Порок, как суть, - на паперти. Расплата?
Но грех бесценен - бирка без цены.
Как говорил я сам себе когда-то:
"Поминки нищим духом не страшны".
Христову дару робко в зубы глядя,
ценя гешефт, за перемену мест,
молился выкрест в церкви, о пощаде, -
не выдаст Бог, а поп жидов не ест.
Нож в сердце хуже ржавой вилки в ..пе.
Костёр не друг, но хуже братский крест
и, если зад от бед убережёте,
не выдаст Бог, а поп жидов не ест.
Нельзя туда попасть без лапсердака,
в аду гори иль скромно догорай.
Без шума усыпляют с Богом драки,
тартар без днища сущий адский рай.
Перекрестив меж глаз врагов трояко,
до в хлам пропитого сто грамм добрал.
Без шума усыпляют секс и драки,
без мата кровушка - вода из ран.
Клин клином вышибают, бабу - бабой.
Как? Знает только мудрый стойкий хрен,
который пьёт и бьёт, как вышибала,
пуская кровь, в ней плавает рефрен.
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданая семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),-
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шопот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
