Костёр потух, но стелется, багров,
в промозглости осенних вечеров
его отсвет. Сознание бессильно
не греться даже чадом, даже дымом
от углей в неприкаянности стыни.
Пусть будоражит стынущую кровь
не вид развалин с журавлиным клином,
а прошлых лет потрескиванье дров
под тиглем памяти с её уютом мнимым.
Всё только было, было, было, было
и, чудится, в галактике иной
и с женщиной другою (не со мной) -
красивой, жизнерадостной, счастливой
всем половодьем чувств двоих разлива...
* * *
Так путник, вымокший насквозь,
присядет у огня чужого,
скорбя, сиротствуя, итожа;
лучи давно потухших звёзд,
Земли достигнув, растревожат
поэтов полночью - их слово
ласкать, терзать и жечь готово.
Костёр погас, но тень былого
окрас меняет всех "сейчас",
над изголовьями склонясь, -
кому - глазами василиска,
кому - Мадонною Сикстинской.
Глядит и не отводит глаз
в храм чей-то, а кому-то - в штольню,
то с ненавистью, то с любовью…