Мы смысл вещей отдали в рабство слов,
навечно заклеймив названьем.
От безымянных отказались берегов,
бетонно-монолитное отлили мирозданье.
И бьются в клетках части веще-фраз,
крылами задевая прутья.
И на меня таращит красный глаз
Вещь. Я слышу голос: "Нареку тя..."
А ладан – это же смола! Слова...
Но глаз застыл немым укором.
Вещь нареченная мертва, гласит молва.
Слова ж поются лучше хором.
Глас нарекателей летит. Ameno dori...
Он, вроде, даже и красив. Помимо воли
ему внимаю. Льётся песнь в поля рекою.
Но уши закрываю я – глаза открою.
Слова находят суть вещей и дробью жалят.
Хор нарекателей за то поет их громче, слаще хвалит!
А именованные Вещи свинцовой пригоршнею бусин
безмолвно падают к ногам с цельностальных небес, как гуси.
Напомнило:
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Только здесь наоборот)
Правда, Гумилев немного напутал понятия, как мне кажется. Я слышал, что в китайском варианте Библии Слово переведено как Дао, потому что у них слово - это только элемент речи. А у нас и у греков это еще Логос, идея.
Это хорошо, что напомнило. О том и речь. Как и за стих до. Вот тут
http://www.reshetoria.ru/user/Pro/index.php?id=47020&page=1&ord=0
Дао и Логос - тут сложная философия. точно
спасибо, Сергей
Как Джульетта говорила на балконе:
"Роза пахнет розой, как ее не назови.."
Так и да, Луиза! Это другой конец палки...
Что значит имя? Роза пахнет розой, Хоть розой назови ее, хоть нет (с)
Я сам обожаю эту цитату.
Да, с одной стороны имя все, а с другой -ничего.
Десакрализация имени - это шаг вперед, наверное. Но все же мистика имени манит и щас.
Спасибо, что читаете!)
Читаю Вас всегда, когда захожу.
Особенно люблю Ваши экспы)
Интересно, что ответили через месяц) Я уж думала, что глупость написала)
отнюдь, совсем не глупость. А через месяц, потому как редко захожу сюда, к сожалению.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
По длинному фронту
купе
и кают
чиновник
учтивый
движется.
Сдают паспорта,
и я
сдаю
мою
пурпурную книжицу.
К одним паспортам —
улыбка у рта.
К другим —
отношение плевое.
С почтеньем
берут, например,
паспорта
с двухспальным
английским левою.
Глазами
доброго дядю выев,
не переставая
кланяться,
берут,
как будто берут чаевые,
паспорт
американца.
На польский —
глядят,
как в афишу коза.
На польский —
выпяливают глаза
в тугой
полицейской слоновости —
откуда, мол,
и что это за
географические новости?
И не повернув
головы кочан
и чувств
никаких
не изведав,
берут,
не моргнув,
паспорта датчан
и разных
прочих
шведов.
И вдруг,
как будто
ожогом,
рот
скривило
господину.
Это
господин чиновник
берет
мою
краснокожую паспортину.
Берет -
как бомбу,
берет —
как ежа,
как бритву
обоюдоострую,
берет,
как гремучую
в 20 жал
змею
двухметроворостую.
Моргнул
многозначаще
глаз носильщика,
хоть вещи
снесет задаром вам.
Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика,
сыщик
на жандарма.
С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и распят
за то,
что в руках у меня
молоткастый,
серпастый
советский паспорт.
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
Я
достаю
из широких штанин
дубликатом
бесценного груза.
Читайте,
завидуйте,
я -
гражданин
Советского Союза.
1929
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.