Осторожно ступая,
шаг влево, шаг вправо - расстрел,
ты по краю идёшь,
оступиться боясь, как спросонок.
И считаешь минуты, года,
за пробелом пробел -
как горошины в спелых стручках
пятилетний ребёнок.
Только справа и слева
заманчиво шепчет весна,
распаляя инстинкты
до самых опасных пределов.
Дразнит щебетом птичьим
и сводит сиренью с ума.
Ты идёшь во все тяжкие,
напрочь забыв о расстрелах.
Вот какая-то дрянь,
но красивая, чёрт побери,
просыпается рядом с тобой
и... уходит навеки.
Первый выстрел весны,
а внутри - все в дыму пустыри,
на которых сто лет
ищут реку отважные греки.
Вправо, влево - расстрел.
Веселится весна от души.
Ты устал умирать.
Вспоминаешь, что выход возможен,
и встаёшь тяжело,
на прямую дорогу спешишь,
взяв с собой пару греков
и несколько жёлтых горошин.
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
