Кошек, собачек, цветы, детей
и ещё всякое, всякое разное
вышивает прилежная вышивальщица.
Стежок за стежком, крестик за крестиком.
Украшает жильё поделками.
То подушку - хитрой кошачьей мордой,
то рушник - петухами.
То морской пейзажик - на стенку.
То белую-белую с золотыми куполами вышьет,
а то и портрет цыганки с гитарой.
Кто или что велит ей?
Напрягать тугое полотно на пяльцах,
продевать в ушко цветную нить,
протыкать раз за разом
тысячи тысяч раз
бесцветное плоское, банальное пространство,
превращать его, превращать..
Спроси - не ответит.
Ибо не её это дело - понимать истоки и говорить о них
и о том чудесном, что творится её руками.
А кто скажет, кто может сказать?
И кто смог хотя бы попытаться?
Разве что какой-нибудь горемычный..
Ганс-Христиан?
Или, может, какой-нибудь просто Колька..
Яновский?
Да, да!
Вот они смогли бы.
Ибо речью владели искусно
и сродни работе вышивальщицы было их занятие.
Не иглой и нитью, но пером и словом
превращали убогость приземлённого быта
в трогательное, волнующее отражение
на простой белой бумаге,
испещрённой чернильными знаками и значками.
Пройдут годы.
Побледнеют, осыпятся нити и буквы,
постепенно умалятся они, исчезнут -
подобно крупицам соли растворятся во времени.
И станет время солёным, как океан-море,
как слёзы радости и отчаяния..
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою - нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства -
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет - никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь - звезда.
Январь 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.