"А в суденышке немножечко людей,
Того-сего только семь человек,
А восьмой - есаул Янушек" (Народное)
В мгле янтарной светит лампа -
Бел-горючий Алатырь;
Семь гребцов медвежьей лапой
Чертят хрупкую цифирь
И белее молока
Звезд горючая река
Мнёт кисельные бока,
Малой каплей истека-
Я из-под камушка.
У железных у весёл
Сидит Янко невесёл.
Змеи в Вырий уползают,
Змееборец вслед бредёт,
Запад свечкой угасает,
На Востоке небо жгёт.
Посерёдке место пусто,
Гарью пахнет за версту.
На Калиновом мосту,
На ореховом кусту,
Сидит Ящер на посту.
Ждет утицу непорочну.
Валом валят, как нарочно,
Блудницы легкодосту…
Янко чует: время пылью
Оседает ширью, вырью,
Солью, болью, выверью.
На Смородине-реке
Девка пляшет на быке
Месяц выйдет из тумана -
Высветит дорожечку.
Ножевая его рана
Засаднит немножечко.
Взвоет на манер волка
Сын засадного полка.
Двое с крыльями до пола,
Не понять какого пола,
Уведут рекрутика.
Юрка, как ты сейчас в Гренландии?
Юрка, в этом что-то неладное,
если в ужасе по снегам
скачет крови
живой стакан!
Страсть к убийству, как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая,
она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине...
Он лежал посреди страны,
он лежал, трепыхаясь слева,
словно серое сердце леса,
тишины.
Он лежал, синеву боков
он вздымал, он дышал пока еще,
как мучительный глаз,
моргающий,
на печальной щеке снегов.
Но внезапно, взметнувшись свечкой,
он возник,
и над лесом, над черной речкой
резанул
человечий
крик!
Звук был пронзительным и чистым, как
ультразвук
или как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!
Это была нота жизни. Так кричат роженицы.
Так кричат перелески голые
и немые досель кусты,
так нам смерть прорезает голос
неизведанной чистоты.
Той природе, молчально-чудной,
роща, озеро ли, бревно —
им позволено слушать, чувствовать,
только голоса не дано.
Так кричат в последний и в первый.
Это жизнь, удаляясь, пела,
вылетая, как из силка,
в небосклоны и облака.
Это длилось мгновение,
мы окаменели,
как в остановившемся кинокадре.
Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.
Четыре черные дробинки, не долетев, вонзились
в воздух.
Он взглянул на нас. И — или это нам показалось
над горизонтальными мышцами бегуна, над
запекшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.
Глаза были раскосы и широко расставлены, как
на фресках Дионисия.
Он взглянул изумленно и разгневанно.
Он парил.
Как бы слился с криком.
Он повис...
С искаженным и светлым ликом,
как у ангелов и певиц.
Длинноногий лесной архангел...
Плыл туман золотой к лесам.
"Охмуряет",— стрелявший схаркнул.
И беззвучно плакал пацан.
Возвращались в ночную пору.
Ветер рожу драл, как наждак.
Как багровые светофоры,
наши лица неслись во мрак.
1963
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
