Не ходите, дети, гулять.
В Африку, которая за окном.
И вообще гулять не ходите,
чтобы не пожалеть потом.
Там, рассказывали нам,
есть и акулы злые, и крокодилы.
Но постойте, мы это
когда-то уже проходили!
За окошком весна,
и розовым нагло цветут абрикосы.
На ветвях там гориллы сидят -
скучны и простоволосы.
Во дворе, на одуванчиковом ковре
лежит носорог.
Он не ест и не пьёт. Жар и кашель.
Видимо, занемог.
Только мы, непослушные дети,
ни капли не веря сказкам,
утром выходим из дома
в своих самодельных масках.
Мы отважно идем "гулять"
в нашу Африку, как на войну,
свежий воздух свободы
сквозь ситец в три слоя смело вдохнув.
Осторожно снимаем с деревьев
испуганных скучных горилл.
Покупаем им ящик бананов
и всякие там имбири.
Из сухого фонтана акулу,
почти бездыханную, к речке несем.
Мы её, Каракулу, как можем, чем можем,
от смерти спасём.
Крокодилы боятся того, что сдадут их
в ломбард на неведомый срок.
Чтоб спасти, мы покрасим их -
будут они фиолетовы
в грязно-зеленый горох.
И пройдем, словно сталкеры, мы
по спортивным и детским площадкам.
В нашей Африке жизнь, без балды,
и сурова, и к нам беспощадна.
Носорог на газоне лежит.
У него тридцать девять и девять.
Мы звоним Айболиту, а он говорит,
что не может приехать,
что сейчас у него в лазарете
множество тяжело заболевших
и птиц, и зверей,
но он постарается что-то придумать
и выбраться к нам поскорей.
Мы даём носорогу парацетамол, теплый чай.
И укрываем пледом.
Проходит немалое время.
И вот Айболит, измученный и уставший,
к нам наконец-то едет.
Мы грузим в машину к нему
чуть живого тяжелого носорога.
Они уезжают. Мы машем им вслед
и желаем счастливой дороги.
Возвращаемся к дому. Поднимаемся
в лифте на четырнадцатый этаж.
Нас встречают, как победителей, любимые -
мама наша и папа наш.
Маски снимаем, моем усиленно руки,
берём смартфоны, усаживаемся на диване,
пишем всем: оставайтесь дома!
Ваши, из сказки известной, - Таня и Ваня.
Старик с извилистою палкой
И очарованная тишь.
И, где хохочущей русалкой
Над мертвым мамонтом сидишь,
Шумит кора старинной ивы,
Лепечет сказки по-людски,
А девы каменные нивы -
Как сказки каменной доски.
Вас древняя воздвигла треба.
Вы тянетесь от неба и до неба.
Они суровы и жестоки.
Их бусы - грубая резьба.
И сказок камня о Востоке
Не понимают ястреба.
стоит с улыбкою недвижной,
Забытая неведомым отцом,
и на груди ее булыжной
Блестит роса серебрянным сосцом.
Здесь девы срок темноволосой
Орла ночного разбудил,
Ее развеянные косы,
Его молчание удлил!
И снежной вязью вьются горы,
Столетних звуков твердые извивы.
И разговору вод заборы
Утесов, свержу падших в нивы.
Вон дерево кому-то молится
На сумрачной поляне.
И плачется, и волится
словами без названий.
О тополь нежный, тополь черный,
Любимец свежих вечеров!
И этот трепет разговорный
Его качаемых листов
Сюда идет: пиши - пиши,
Златоволосый и немой.
Что надо отроку в тиши
Над серебристою молвой?
Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?
"Как много стонет мертвых тысяч
Под покрывалом свежим праха!
И я последний живописец
Земли неслыханного страха.
Я каждый день жду выстрела в себя.
За что? За что? Ведь, всех любя,
Я раньше жил, до этих дней,
В степи ковыльной, меж камней".
Пришел и сел. Рукой задвинул
Лица пылающую книгу.
И месяц плачущему сыну
Дает вечерних звезд ковригу.
"Мне много ль надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака!"
Люблю и млечных жен, и этих,
Что не торопятся цвести.
И это я забился в сетях
На сетке Млечного Пути.
Когда краснела кровью Висла
И покраснел от крови Тисс,
Тогда рыдающие числа
Над бледным миром пронеслись.
И синели крылья бабочки,
Точно двух кумирных баб очки.
Серо-белая, она
Здесь стоять осуждена
Как пристанище козявок,
Без гребня и без булавок,
Рукой указав
Любви каменной устав.
Глаза - серые доски -
Грубы и плоски.
И на них мотылек
Крыльями прилег,
Огромный мотылек крылами закрыл
И синее небо мелькающих крыл,
Кружевом точек берег
Вишневой чертой огонек.
И каменной бабе огня многоточие
Давало и разум и очи ей.
Синели очи и вырос разум
Воздушным бродяги указом.
Вспыхнула темною ночью солома?
Камень кумирный, вставай и играй
Игор игрою и грома.
Раньше слепец, сторох овец,
Смело смотри большим мотыльком,
Видящий Млечным Путем.
Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобы
Сбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.
Гоп! Гоп! В небо прыгай гроб!
Камень шагай, звезды кружи гопаком.
В небо смотри мотыльком.
Помни пока эти веселые звезды, пламя блистающих звезд,
На голубом сапоге гопака
Шляпкою блещущий гвоздь.
Более радуг в цвета!
Бурного лета в лета!
Дева степей уж не та!
1919
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
