взять бы шпагу за лезвие...

Мой герой ускользает во тьму.  
Вслед за ним устремляются трое.  
Я придумал его, потому  
что поэту не в кайф без героя.
 
Я его сочинил от уста-
лости, что ли, еще от желанья  
быть услышанным, что ли, чита-
телю в кайф, грехам в оправданье.
 
Он бездельничал,  «Русскую» пил,  
он шмонался по паркам туманным.  
Я за чтением зренье садил  
да коверкал язык иностранным.
 
Мне бы как-нибудь дошкандыбать  
до посмертной серебряной ренты,  
а ему, дармоеду, плевать  
на аплодисменты.
 
Это, — бей его, ребя! Душа  
без посредников сможет отныне  
кое с кем объясниться в пустыне  
лишь посредством карандаша.
 
Воротник поднимаю пальто,  
закурив предварительно: время  
твое вышло. Мочи его, ребя,  
он — никто.
 
Синий луч с зеленцой по краям  
преломляют кирпичные стены.  
Слышу рев милицейской сирены,  
нарезая по пустырям.
 
1997