Говори о радости и скуке,
о прошедшей жизни говори.
Но сначала посмотри на руки,
пять секунд на руки посмотри.
Смуглые, со сморщенною кожей,
кисти рук - твои и не твои.
Так, садясь на ветку, крылья сложат
голубого неба соловьи.
Так сейчас - прокуренные, злые -
пальцы, в неподвижности застыв,
знают, как священно время мглы, и
как таинствен шёпотный мотив
смятого движениями шёлка,
как спадает блузка с тонких плеч.
Как всё это, в чём ни капли толка,
удалось запомнить и сберечь.
А потом поглаживали плечи
эти руки. Плакала она,
словно старой боли человечьей
тихая случайная струна.
Конец охоты
Вадиму В.
Дьячок бормочет, поп гнусавит,
стекает воск, точней, бежит.
И свет, который всех прославит,
весенним лучиком дрожит.
Апрельский снег похож на гречку.
Им пахнет сладкая земля.
А спящий друг сжимает свечку,
как будто держит журавля.
Кругом помятая трава
Наташе
Что знает счастье о любви?
Они ни разу не встречались.
И только пели соловьи,
на тонких веточках качались.
И только жизнь уже прошла,
и тоже счастья не встречала.
Шумел камыш, и ночь была
темна, и лодочку качало.
Прости любимаво
Мурманск-1987
Играет приёмник в квартире,
закрыта непрочная дверь.
Что б ни было страшного в мире,
не верь в это больше, не верь.
Танцуй, улыбайся, Маруся,
окурки на блюдца клади.
Я тоже всплакну, и утрусь я,
и будет мне больно в груди
от счастья районного сорта,
от длинных капроновых ног.
Маруся бледна от аборта,
но хочет Маруся, чтоб смог
её постоялец сегодня
помочь ей забыть обо всём.
Январь, и рожденье Господне,
и тот, кто поверил, спасён.
А в кухне от чайника смутно,
прокурен любой уголок.
Приятно, престижно, уютно
читать, как спивается Блок.
Как гладит он жёсткие пряди,
целует накрашенный рот.
Не то, чтоб все ангелы - бляди,
но точно, что наоборот.
Танцуй, улыбайся, подруга.
Я верю в помаду и в хну.
Встряхни волосами, и вьюгу,
я рыжую вьюгу вдохну.
Corvus frugilegus
Может, всё уже забыло -
утекает Дао в небо -
как мне двое били рыло
возле "Выпечек и хлеба".
Я и сам не помню точно
уважительной причины.
Запашок весны проточной
и плечистые мужчины.
Мелкий дождик капал квасом,
чёрный вскрикнул в голубое -
Отче! Сына бьют, Саврасов,
в мире, созданном Тобою!
Не для Салона
Дымит, дымит промышленная зона.
Но отчего-то дышится легко,
как будто утром в школе Барбизона
люцерной синей пахнет молоко,
и пахнут Барбизоном пиво-раки
в кафе "Рассвет". И, чтоб уже вообще,
по столикам ещё алеют маки
на скатерти и жижица в борще.
Лунная соната
Р. Г.
Луна садилась и садится,
всходило солнце и встаёт.
Течёт Кубань, живёт станица.
А может, больше не живёт?
Лишь, отвечая за базары,
(а в небе звёздочки горят)
в степи чубатые хазары
костями голыми гремят.
Им жёнок отвечают косы,
шурша, нетленные, в земле,
пока курю я папиросы
и плачу ни о чём во мгле.
Теки, Кубань. Мне надо мало -
обнять овчарку-лохмача,
чужую кровь стереть с металла,
поменьше плакать по ночам.
Колыбельная по-арамейски
Спи спокойно. В волоса я
заплету цветы и травы.
Ты - босой, и я босая.
Что с того, что ходит слава
про того, кто спит, к травинкам
прижимается щекою,
трону кожу - по щетинкам
проведу твоим рукою.
Я безумна, я не спорю,
и меня позор коснулся.
Но не быть такому горю,
чтоб ты вскрикнул и проснулся.
Спи до самого рассвета.
Словно камешек в запруду,
шла на дно я за монету.
А тебе - сестрою буду.
Пахнет каждой свежей почкой.
И росою пахнет зыбкой!
Как-то раз любимой дочкой
ты назвал меня с улыбкой.
Спи, неведомый и милый,
сон сейчас всего полезней.
Пусть в тебе так много силы,
исцеляющей болезни,
поднимающей из гроба -
помнишь, как заплакал сотник?
Спи, я здесь. Гляжу я в оба,
сладко спи, устав, как плотник.
Сухум, Незнакомка
-1-
16 октября поэту и воину
Александру Бардодыму
исполнилось бы пятьдесят три года.
Что-то горькое, словно рябина, сегодня во рту.
От рябины не спрячешься даже за горы Кавказа.
Пусть абхазские звёзды по синему небу плывут,
но рябина моя и твоя - это горькая фраза
на московском, на том, что привычка, и кровь, и вода.
Оседает снежок, словно ангела дикого перхоть.
А на небе абхазском такая большая звезда.
Только поздно куда-то калеке за звёздами ехать.
Принимаю, что есть - хоть погоду, такой холодец,
что рука поневоле потянется к тёплой Столичной.
А в букете Абхазии - пчёлы, шмели и свинец.
Ты - сорвал. Я живу - всё отлично. Точнее - различно.
-2-
Наташе
Широка эта ночь, темнота широка.
Принакрылась овчинкою муза.
Только вспыхнет звездой одиночный АК.
Спи спокойно, предместье Союза.
Будет полночь глуха. Словно всадник устал
докричаться до конского уха.
Там, где чёрной горы ледяной пьедестал,
видит Врубель глазастого духа.
Тот корнями своими пронзил красоту -
нежность Юга, приморскую кромку.
Муза спит, и во сне так похожа на ту -
перья страуса, шёлк - Незнакомку.
Ночной ангел
Девочка, пойдёшь ли ты со мною -
всё равно, ведь мне за пятьдесят.
У тебя за тонкою спиною
мокренькие крылышки висят.
Боль, вообще, такое время суток -
всё иначе, чем у всех людей -
ангелами видишь проституток,
ангелов считаешь за блядей.
