А можно я глаголы отпущу
вразвес
по гривенному или по пятёрке?
Разглаживать ладонями скатёрку
в забывчивости буду и лещу
обрадуюсь, как гончая тетёрке.
Пришла Мокрида — с головой нырну
к корням дубовым на излёте лета.
Ах, сколько на пригорках было пето:
«Ау, ау!»…
По чистому гумну
иду теперь и щемит слева где-то.
Холодный Зарев далеко не прост:
привёл меня до яблочного Спаса,
мол, на тебе и праздник, и запасы,
судьбу, уж ты прости, — на перекрёст,
и спутника с Орехового Спаса,
который слишком яро жил — устал
и в тот же час ушёл до Заревницы
в кромешную вселенскую зеницу.
Орехи раскатились, краснотал
зажмурился и дрогнул, как ресницы.
Три Спаса — ни один, к чертям, не спас!
Не вынесла повозку коренная.
И, чувства в этот омут окуная,
упрёшься головой в иконостас…
а это всё и есть «земля родная».
Доносились гудки
с отдаленной пристани.
Замутило дождями
Неба холодную просинь,
Мотыльки над водою,
усыпанной желтыми листьями,
Не мелькали уже — надвигалась осень...
Было тихо, и вдруг
будто где-то заплакали, —
Это ветер и сад.
Это ветер гонялся за листьями,
Городок засыпал,
и мигали бакены
Так печально в ту ночь у пристани.
У церковных берез,
почерневших от древности,
Мы прощались,
и пусть,
опьяняясь чинариком,
Кто-то в сумраке,
злой от обиды и ревности,
Все мешал нам тогда одиноким фонариком.
Пароход загудел,
возвещая отплытие вдаль!
Вновь прощались с тобой
У какой-то кирпичной оградины,
Не забыть, как матрос,
увеличивший нашу печаль,
– Проходите! — сказал.
– Проходите скорее, граждане! —
Я прошел. И тотчас,
всколыхнувши затопленный плес,
Пароход зашумел,
Напрягаясь, захлопал колесами...
Сколько лет пронеслось!
Сколько вьюг отсвистело и гроз!
Как ты, милая, там, за березами?
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
