Всё течёт: до поворота медленно струится день,
а потом, как будто кто-то — ноги в тапки, рыльце — в тень,
и несётся, и стрекочет, и лопочет егоза,
и прикармливает ночью полдень строго по часам.
Протекает тело речью то банальной, то больной,
то дробинами, картечью, то извилистой струной,
а не то из модной гузки просочится ридикюль —
и утёкшие этруски тибрят зависть и тоску.
Истекают миррой звёзды, оставляя светлый след,
и на чей-то хэппибёздей метеора силуэт
молча, потому зловещей, утечёт под край земли
и с другими станет пищей для рождения зари.
Вытекает время кровью из разомкнутых систем,
одномерной водит бровью и танцует на хвосте,
от его движений жутко — не спасает парафраз —
может каждый промежуток быть измерен только раз.
