День, едва родившись, катится к забвению,
Солнце в этих фистулах щедрое на прятки,
Еле-еле движется мысь по древу помыслов,
Значит, у других не у тебя в порядке.
То ли шутка бога, то ли электронные
По аксонам бегают вороги да черти
Уровнем за уровень, нет конца страданиям
И, конечно, чешут против шерсти.
Всё, к чему привяжешься — как собака поводком —
Глупые хозяева не дают свободы,
Больно будет — предадут так или иначе,
Сладостей лишат или компота.
Сладко-сладко, невозможно манит одиночество,
Но сверяешь житиё не по себе, по святцам,
Хочется среди своих и чтобы быть прощённому.
Остаётся взять да разорваться.
***
А хотелось по-хорошему,
А желалось — как вначале:
Молока — хоть ложками,
Небеса качали,
Усыпляли песнями,
Мягкими руками
Гладили и пестовали,
Назывались мами.
***
Спускаешься, пускаешься по склону
Всё дальше от желанной высоты,
Ты анти-альпинист, ужасно склонный
К потере изначальной красоты.
Стервозная неровная тропинка
Бросает каменюки да борец,
И кажется, что это было (бинго!)
И это, но и это не конец.
За каждым незнакомым поворотом
Всё больше узнавания окрест:
Лощины и террасы, и торосы, —
Всё менее прекрасны, иже крест
Распутий всё похожее на поле,
Где нолики и крестики, и всё.
И беззаботных дней не сыщешь боле,
И это уж совсем нехолёсё.
И где-то там разбитые коленки,
И там же — в изначальной высоте —
Наивные до юности нетленки
И первые дострасти в темноте.
Хотелось бы вернуться, да не можешь —
«Осмотр музея» — направленье вниз,
А лица чаще маски всё да рожи,
Здоровье — бесконечный эпикриз.
— Лети, — попросишь маленькую птичку, —
К вершине, словно ядерный болид.
И ранку ковыряешь по привычке,
И сладко боль несильная саднит.
“О-да-се-вич?” — переспросил привратник
и, сверившись с компьютером, повёл,
чуть шевеля губами при подсчёте
рядов и мест.
Мы принесли — фиалки не фиалки —
незнамо что в пластмассовом горшке
и тихо водрузили это дело
на типовую серую плиту.
Был зимний вполнакала день.
На взгляд туриста, неправдоподобно-
обыденный: кладбище как кладбище
и улица как улица, в придачу —
бензоколонка.
Вот и хорошо.
Покойся здесь, пусть стороной пройдут
обещанный наукою потоп,
ислама вал и происки отчизны —
охотницы до пышных эксгумаций.
Жил беженец и умер. И теперь
сидит в теньке и мокрыми глазами
следит за выкрутасами кота,
который в силу новых обстоятельств
опасности уже не представляет
для воробьёв и ласточек.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.