Вот море – рыба и вода,
Ленивое стихотворенье.
Горит ленивая звезда
И не боится повторений.
О, сколько изведенных сил,
О, сколько рыб и водорода –
Чтоб не спеша над огородом
Какой-то Регул восходил.
Намусорили снежинок
нет-нет вы меня обманываете
этот январь похож на операционную палату
что-то сломалось
такое хорошее заклинание не сработало
немедленно навести порядок
На двоих
человек бросающий пельмени поштучно
все-таки вызывает большие подозрения
вдруг окажется семнадцать
Пьедестал
Вспомнив маму и отчизну,
Постелив газету «ЗОЖ»,
В отношенье оптимизма
С табуретки речь толкнешь.
Сей предмет на трех копытах
Чьих подошв не повидал,
Много лазало пиитов
На последний пьедестал.
Чтобы помнили – как были,
Или как на то смотря:
Чуть пониже книжной пыли,
Чуть повыше фонаря.
Трудно жить душе капризной
На кефире и воде
В белых тапках оптимизма
И до неба не звездеть.
Тишина в карманах
Там они, собрались, веселятся,
Водку пьют, закусывают мясом.
Жизнь скрипит пружиною матраца.
Смерть не выбирает декораций.
В мышеловке окна есть и двери,
В мышеловке ходы есть и дыры.
Сыра нет, в него придется верить,
Как же умирать без ве… без сыра,
Усыпить глухонемых голодных,
Накормить отравленных ночами –
Эти не подавятся хлебами,
Не упьются водкой благородной.
Темнота в карманах у хрущевки,
Тишина и пара тараканов.
Спят на третьем полные стаканы,
Спит под крышей божия коровка,
И без бо… да вот, без пармезана
На втором покойник засыпает.
На картине из графита
Вдруг очнешься – ночь и липа…
Лунно, звездно, ночь и липа,
Вся беззвучный колокольчик.
Столько музыки разлито
В безнадежной вита дольче,
Столько брошено под ноги
Язычков стихотворенья,
Потяни – не остановишь.
И рассыплется мгновенье.
Спи, окно, без остановки,
Спи, любое без разбора,
Там летит, надувши шторы,
Чудо-юдо кит-хрущевка.
И вот если б не молочник,
И вот если бы не чашка
В расколовшийся цветочек…
И ушла б пятиэтажка.
Лунно, поздно, жизнь прожита.
Или лучше прожита?
А на кончике графита
Та-та-та и На-та-та.
Птахи
Что-то тренькало на ветке –
Что за пташки! Что за псих
Вместо сов сторожевых
Выпускает их из клетки?
Что за птицы, сколько их?
На ледовом дереве
Мерено-немерено.
Это ветер бился-бился,
Звонкой льдинкою разбился.
Так бывает, так нередко
Криком порванной струны
Переламывает сны.
Спи, мышонок, крепко-крепко,
До авдоток, до весны.
Кружись же, бабочка, кружись
Кружись же, бабочка, кружись –
Еще мгновенье до земли!
Чтоб обреченные на жизнь
Тебя приветствовать могли.
Любви воздушный мотылек
В ладонях тает от тепла –
Да будет кровь его бела
На весь оставшийся глоток.
Теряют перья облака,
Весною птичий снег идет.
За ним сама наверняка.
Пообещает. Только вот...
Вот этот миг на два снежка,
Неосторожный, разобьет.
Джек под дождем
Край моего неба
Пахнет прелой листвою.
Флуера свадьбы соек
Ветер седой не вспомнит.
Дождь обошел землю
И не нашел солнца.
В пальцах лозы древней
Дойною перельется.
Встав под луной спелой,
Дерево голосует.
Тыквою по дороге
Катится жизнь впустую
Полем молитв к дому.
Зреют в земле тыквы.
Те, кто со мной знакомы,
И без меня привыкнут.
Выплачет дом стекла,
С поля дохнет гарью.
Там за судьбой легкой
В небе поплыл шарик –
В море, клевера полном,
Голь-перекати-горе,
Серп-раскрои-небо,
Крик-не-буди-спящих.
Вдаль идет по дороге,
Не дождавшись попутки,
Через-тебя-смотрящий
С тыквенной головою,
Вырвав с землей корни,
Дымя сигаретой сырою.
Помнишь его? – вспомни
Желудем над рекою.
Вот он несет плечи –
Спят на плечах птицы.
Долгая ночь встречный,
Идущий-через-границу.
наверное, в настроение срезонировало - хорошо пошлО)
Джек такой - долго гуляющий) сама под ним несколько лет хожу
никак дойти не мог)
Трупы плывут сквозь меня -
трупы стихотворений.
Еще не родились, не жили -
без первого вздоха погибли.
Могу предоставить исправный
плюс с камерой морозильной
Оставшийся после мамы
Еще неплохой холодильник
Храните свои экзерсизы
И то, что вам дорого тоже -
этюды ,проекты, эскизы,
Все то, что на правду похоже
С современным пинг-понговым сознанием читается только то, что с первой строчки заинтересовало.
все в порядке с современностью
это у меня что-то с пинг-понгом
Трудно жить душе капризной... помирать еще трудней))
хоть не выбирай прям)
Сколько мыслей, сколько тем!)
о, тараканы головы, кто вас выдумал?!)
Привет, подруга, твои "прокламации" поэзии, как и прежде, великолепны!
здравствуй, друг!
твое появление тоже как всегда великолепно)
Фауста чего-то вспомнила)
Вновь прочел, млея, мне нравится это произведение, и если б рядом были, то:-Прочел млея, почти мурлыкая и если б был рядом:-И чуть-чуть-чуть сошлись, в ладонях тили-бом,
чуть замыслом странным запахло тело,
слюной тоски разбавлен Ром,
И ГОРЛО МОЕ У НОГ ТВОИХ СЕЛО...
этот да, Джек из долго настаиваемых
но не бросишь, пока не зазвучит
спасиб тебе за твои уши)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Той ночью позвонили невпопад.
Я спал, как ствол, а сын, как малый веник,
И только сердце разом – на попа,
Как пред войной или утерей денег.
Мы с сыном живы, как на небесах.
Не знаем дней, не помним о часах,
Не водим баб, не осуждаем власти,
Беседуем неспешно, по мужски,
Включаем телевизор от тоски,
Гостей не ждем и уплетаем сласти.
Глухая ночь, невнятные дела.
Темно дышать, хоть лампочка цела,
Душа блажит, и томно ей, и тошно.
Смотрю в глазок, а там белым-бела
Стоит она, кого там нету точно,
Поскольку третий год, как умерла.
Глядит – не вижу. Говорит – а я
Оглох, не разбираю ничего –
Сам хоронил! Сам провожал до ямы!
Хотел и сам остаться в яме той,
Сам бросил горсть, сам укрывал плитой,
Сам резал вены, сам заштопал шрамы.
И вот она пришла к себе домой.
Ночь нежная, как сыр в слезах и дырах,
И знаю, что жена – в земле сырой,
А все-таки дивлюсь, как на подарок.
Припомнил все, что бабки говорят:
Мол, впустишь, – и с когтями налетят,
Перекрестись – рассыплется, как пудра.
Дрожу, как лес, шарахаюсь, как зверь,
Но – что ж теперь? – нашариваю дверь,
И открываю, и за дверью утро.
В чужой обувке, в мамином платке,
Чуть волосы длинней, чуть щеки впали,
Без зонтика, без сумки, налегке,
Да помнится, без них и отпевали.
И улыбается, как Божий день.
А руки-то замерзли, ну надень,
И куртку ей сую, какая ближе,
Наш сын бормочет, думая во сне,
А тут – она: то к двери, то к стене,
То вижу я ее, а то не вижу,
То вижу: вот. Тихонечко, как встарь,
Сидим на кухне, чайник выкипает,
А сердце озирается, как тварь,
Когда ее на рынке покупают.
Туда-сюда, на край и на краю,
Сперва "она", потом – "не узнаю",
Сперва "оно", потом – "сейчас завою".
Она-оно и впрямь, как не своя,
Попросишь: "ты?", – ответит глухо: "я",
И вновь сидит, как ватник с головою.
Я плед принес, я переставил стул.
(– Как там, темно? Тепло? Неволя? Воля?)
Я к сыну заглянул и подоткнул.
(– Спроси о нем, о мне, о тяжело ли?)
Она молчит, и волосы в пыли,
Как будто под землей на край земли
Все шла и шла, и вышла, где попало.
И сидя спит, дыша и не дыша.
И я при ней, реша и не реша,
Хочу ли я, чтобы она пропала.
И – не пропала, хоть перекрестил.
Слегка осела. Малость потемнела.
Чуть простонала от утраты сил.
А может, просто руку потянула.
Еще немного, и проснется сын.
Захочет молока и колбасы,
Пройдет на кухню, где она за чаем.
Откроет дверь. Потом откроет рот.
Она ему намажет бутерброд.
И это – счастье, мы его и чаем.
А я ведь помню, как оно – оно,
Когда полгода, как похоронили,
И как себя положишь под окно
И там лежишь обмылком карамели.
Как учишься вставать топ-топ без тапок.
Как регулировать сердечный топот.
Как ставить суп. Как – видишь? – не курить.
Как замечать, что на рубашке пятна,
И обращать рыдания обратно,
К источнику, и воду перекрыть.
Как засыпать душой, как порошком,
Недавнее безоблачное фото, –
УмнУю куклу с розовым брюшком,
Улыбку без отчетливого фона,
Два глаза, уверяющие: "друг".
Смешное платье. Очертанья рук.
Грядущее – последнюю надежду,
Ту, будущую женщину, в раю
Ходящую, твою и не твою,
В посмертную одетую одежду.
– Как добиралась? Долго ли ждала?
Как дом нашла? Как вспоминала номер?
Замерзла? Где очнулась? Как дела?
(Весь свет включен, как будто кто-то помер.)
Поспи еще немного, полчаса.
Напра-нале шаги и голоса,
Соседи, как под радио, проснулись,
И странно мне – еще совсем темно,
Но чудно знать: как выглянешь в окно –
Весь двор в огнях, как будто в с е вернулись.
Все мамы-папы, жены-дочеря,
Пугая новым, радуя знакомым,
Воскресли и вернулись вечерять,
И засветло являются знакомым.
Из крематорской пыли номерной,
Со всех погостов памяти земной,
Из мглы пустынь, из сердцевины вьюги, –
Одолевают внешнюю тюрьму,
Переплывают внутреннюю тьму
И заново нуждаются друг в друге.
Еще немного, и проснется сын.
Захочет молока и колбасы,
Пройдет на кухню, где сидим за чаем.
Откроет дверь. Потом откроет рот.
Жена ему намажет бутерброд.
И это – счастье, а его и чаем.
– Бежала шла бежала впереди
Качнулся свет как лезвие в груди
Еще сильней бежала шла устала
Лежала на земле обратно шла
На нет сошла бы и совсем ушла
Да утро наступило и настало.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.