Говорят, не сезон.
Говорят, мол, и вовсе зима.
Кашемировый свитер, картонный стаканчик с глинтвейном —
построждественский этот лубок, например, в старой Вене
был бы очень красив.
Или в новой Москве, где стареют, как люди, дома.
Или вовсе во сне.
Так Ларисе являлся Паратов,
хрупкий сон разбивал пароходный гудок.
А поедем весною на Волгу, поедем в Саратов,
зарифмованный запад меняя на прозу, на юго-восток.
Впрочем, там, где весна — не до прозы,
что строчка — то драма,
от уключин разболтанных лодок до острых ключиц.
Из обветренных рук выскользает оконная рама —
звон стекла,
клёкот раненых птиц.
