Художникам надо быть поскромнее и понимать, что они лишь зеркало... И фразы, которые через них идут — они очень часто идут откуда-то свыше, а не из них самих
Ткёт паучиха времени завесу
«И это обязательно пройдёт»,
но где, в каких искусных политесах
наказано несчастному бельмесу,
что просто приторочился черёд.
Размахивает белым полотенцем,
сдаётся победителю зима.
Поедет к горемыкам-выселенцам,
оставившим и родину, и сердце.
И вот сезон сдаётся задарма.
Просрочены обещанные страсти,
больное отревело и стекло.
Прогалины на отсыревшем насте.
– Куда полезли, идиоты? Слазьте!
Ломается предательски стекло.
В тартарары – смирение утраты!
В осколках окружающих зеркал
за разом раз твой взгляд солоноватый…
Грызёт тоска грудину бесновато
и «никогда» стреляет наповал.
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко;
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
Ноябрь 1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
