Опять четвертый час. Да что это, ей-богу!
Ну, что, четвертый час, о чём поговорим? (с)
Четвертый час.
Ночь смотрит на меня из глубины окна,
мигая звездами и недоумевая.
И капелька луны так хорошо видна...
А я сижу перед компьютером, ругая
мысленно себя за то, что выбившись из сил,
слагаю стих. Нет, всё же не слагаю,
а втаскиваю в форточку извне.
Он долго там маячил за стеклом: ходил,
Подмигивал, кричал беззвучно мне,
Кривил в обиде рот, готовясь разрыдаться
от недогадливости ветреной моей.
Втащила. Вот он. Мокрый и смешной. Похожий
и на птенца, и на котёнка-сфинкса. Два в одном.
Несчастный мой, замёрз и голоден. Я тоже.
Сварю-ка нам я колумбийский кофе с молоком.
Пей, не стесняйся, птице-кот. Смотри, не обожгись!
На хлеб намазываю фразы, рифмы, смыслы. Ешь!
Вот интересно мне, каким ты вырастешь и жизнь
какую проживешь? А может, сдохнешь, не подав надежд?
Что впереди - неведомо. А на часах - пять тридцать.
И на столе рассыпаны слова, тире да точки с запятыми,
сухие крошки хлеба. Ночь уходит. Мне не спится.
Придумать бы название стиху, а кото-птице - имя.
И снова в чашку наливаю кофе, но не с молоком,
а с каплей исчезающей луны и долькой лазурита.
Спит птице-кот. Он сыт, доволен и укрыт платком.
На мониторе - стих. Копирую и сохраняю. Всё. Финита.