Свинцовой раскалённой каплей луна прожгла завесу ночи,
гроза грохочет вдалеке.
Сова хохочет.
Выкручивает ветер сосны, дождём стучится в дверь тугую,
моргают ставнями дома.
Опять не сплю я.
Колючие шальные мысли ежами топчутся в прихожей –
лениво-сонного ума –
и строят рожи.
Не испугавшись, равнодушно, своим кошмарам улыбнулась,
летучей мыши чернота
меня коснулась.
Всё тише мир и ярче звёзды, рассвет улёгся на пороге
и ждёт, что солнце позовёт
в свои чертоги.
Мне день не мил, я в нём скучаю: горланят люди, звери, птицы,
прикрыв глаза на них гляжу
через ресницы.
Вдруг от пощёчины проснулась высокомерного светила,
ожог пылает на щеке –
за что, Ярило?
народ на пляже как на блюде, кипят морским бульоном волны,
раскрыты пинии-зонты –
июльский полдень.
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают. Дело не ждет!
И тихо, так, господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке, —
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
И клонятся головы ниже,
Как маятник, ходит луна.
Так вот — над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.
5 августа 1940,
Шереметевский Дом
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
