Ничего уже не надо,
кроме грусти и любви,
кроме просьбы винограда,
кроме просьбы «позови!»
Что сказать? Ах, я не знаю!
Все мы скажем что-нибудь,
потому что умираем,
потому что «не забудь»,
не забудь о том и этом.
Остальное всё равно.
Оленёнком и поэтом
бродит сладкое вино –
ходит-бродит где-то с краю,
где-то, в общем, не всерьёз.
Словно непотребны Раю
тёмный омут наших слёз,
пневмония и горячка,
эта корка на губах,
эта музыка-гордячка,
этот самый гордый страх –
самый гордый, самый горький.
Пьем вино, кипит вода
ранней нежной алой зорьки,
выкипает в никуда,
в никуда, в светло и пусто –
в день обычный, просто свет,
где ни горечи, ни Пруста,
ни его печали нет.
2
Ты рисуй оленёнка,
Божий раб Николай.
Не порвётся, где тонко,
но прольётся за край –
чаша Божьего гнева? –
что ты! чаша вина!
Как синеет напева
серебром седина!
Это песня харчевен –
дело глаза и рук –
говорит, что не гневен
самый искренний звук
от Луки и от Марка –
звук коров и ослят,
твоего зоопарка,
звук Того, Кто распят.
Оттого, что распяты
вместе с Ним и с тобой
Себастьяна токкаты,
Амадея гобой.
И уходят направо,
и уходят туда,
где Господняя слава,
лихорадки года,
и стыдоба, и голод,
и похмелье, и страх.
Бьёт божественный молот –
отзывается Бах.
ЗВЁЗДЫ
До сих пор мне кажутся такими –
беззащитны, слабого слабей,
звёзды, восходившие над ними,
городами юности моей.
Та из них, которая поближе,
с яркою окраской голубой,
восходила вечером в Париже
над Рембо кудлатой головой.
Все они, что мятные пастилки,
освежали и горчили все.
Горечь – над Триестом и над Рильке
в облака прозрачной полосе.
А вот эти – самые бедняги,
и до самой нежности во рту
проплывали над домами Праги,
освещая Кафке тесноту.
Все зашли, что, в общем-то, не ново.
Лишь одна покоя не даёт.
Русской долей, долькою свинцовой
в пятигорском воздухе поёт.
МАШИНА ВРЕМЕНИ
Н. П.
Что-то сердце совсем не лежит,
что-то с сердцем творится в кровати,
словно были в кино на Брижит,
и идём из кино на закате,
денег нету, не будет и нет,
ну и ладно... и пусть... и не жалко.
Нежный-нежный серебряный свет.
Больно ль ножкам на суше, русалка?
Проплывают огни по воде,
и сигналит вдали пароходик.
И не знаем с тобою мы, где?
год какой? что вообще происходит?
Только знаем, что там, где у нас
есть немного печальной музыки, –
этот миг и минута и час,
этих чаек гортанные крики.
Неизменное что-то, в дыму
этот порт и его эстакада,
то, что я никогда не пойму,
то, что ты не поймёшь. И не надо.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ
«Было все, что надо»....
Г.И.
За дело заплачено медью –
грошами прекрасной поры.
Тоска покрывает камедью
дворянских усадеб дворы.
Ещё далеко до метелей.
Убытки и прибыль ясны.
Качают верхушками ели
и видят дремучие сны.
Дремотны дворянские норы
и лёгок отчаянья пух,
бредут и бредут разговоры
уездных негромких старух.
А в небе – набухшем и вязком,
где ниточки дёргает Бог,
ещё незаметна развязка,
уже предварён эпилог.
РУССКОЕ
1
Вот она – бежит водичка,
убегает, не боясь.
И становится привычкой
с этой жизнью эта связь,
по-саврасовски простая,
с убегающей водой
и со снегом-горностаем,
обречённым на убой.
Солнца звонкая кираса
никого не сбережёт.
И тоска моя-Саврасов
папироскою прожжёт
накопившуюся трезвость,
бросит в зенки сгоряча
скоморошескую резвость
погребальщика-грача.
«Умереть бы» – это внятно
на отеческом звучит.
Чёрны антикиловатты –
снег гвоздящие грачи,
но вот этим антисветом
согревалась у окна,
по саврасовским заветам,
неуютная страна,
прямо в небо попадая
пальцем звонницы кривой.
И весна касалась рая
чёрной птицею-дырой.
2
Дом шестнадцатиэтажный.
Танцы-шманцы и галдёж.
Утоляет жизни жажду
на десятом молодёжь.
Это было слишком странно,
если было вообще:
после первого стакана –
небо в огненном борще.
Небо красное, как брюква.
Стало страшно, потому
и пролил вино на брюки
и запутался в дыму,
словно неба цвет свекольный –
вещь, страшней которой нет.
Будто дан намёк окольный
на грядущего сюжет.
Вот, откладываешь ложку,
вот, не досмотрев футбол,
ожидаешь неотложку,
зряшный делают укол
и тебе легчает малость,
эта малость – всё что есть.
Не рассчитывал на жалость?
Думал, слава? Думал, честь?
И расплачешься в подушку
в сорок пять... Очнёшься тут.
Сердобольные подружки
продышаться уведут.
БУБЕНЦЫ
Умри-замри, не скажешь лучше,
пробормотав или пропев,
чем «я тебя», вот этот лучик
в ушко «и ты меня» продев.
А всё, что знаю я о счастье,
неповторимостью зовут
(не надо об Экклезиасте)
ночей и дней, часов, минут, –
таких бубенчиков непрочных,
таких стеклянных бубенцов,
как в ясный день и тёмной ночью –
моё лицо, твоё лицо.
ПО ТРАВЕ
С. К.
У неба только ветер в голове,
и слёзная дорожка из-под века,
когда проходит лошадь по траве
тяжёлою походкой человека,
когда опишет лошадь русский граф
как человека, и уйдёт в запарку
из-за того, что горче этих трав
лишь благодать усадебного парка.
КИТАЙСКИЙ СКВОЗНЯК
Вечер ссутулился, после – обмяк,
тёмную спину согнул.
Потусторонний какой-то сквозняк
в фортку простую подул.
И задрожало басовой струной
стихотворение и
я подавился испуга лузгой,
слушая вдохи твои,
дальний товарищ, строки акробат,
странный канатный плясун,
душеприказчик летящей в закат
славной империи Сун.
Сколько изящества смерть бережёт
вот для таких плясунов.
Потусторонность фарфор обожжёт
тем, кто обжечься готов.
ПАСТЫРЬ
В. Х-чу
Когда живёшь в такой дыре,
не Сын и не Отец –
выходит пастырь пустырей,
искать своих овец.
Они блестят в густой траве
и если их спасти,
десятку можно или две
за утро наскрести.
Приёмщик высыплет в окно
латунные кружки.
И можно прикупить вино
и с мясом пирожки.
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
