Дрожа рукой, но артистично
Расправив (угадали!) бант,
На сцену вывалилась личность.
Предположу, что музыкант.
Мотаясь по расейским весям,
Поистрепался он слегка,
Хотел сюртук на стул повесить,
Но вспомнил, что без сюртука.
Когда-то мэтр в элитном клубе,
Теперь заштатный гастролёр
Сквозь зубы выдавил: "Франц Шуберт.
Соната си-бемоль мажор."
И тишину вспороли звуки:
Из-под маэстровой руки
Австрийца творческие муки,
Как озорные ручейки,
Впадали в molto moderato
(Сё темп умеренный такой),
И упаси вас бог фарватер
Покинуть — грозный часовой,
Залёгший в басовом регистре,
Молниеносно выдаст трель:
— Стоять! Не подходить на выстрел:
Тут справа омут — слева мель.
МузЫка с рыси сбилась (ибо
Туман скрывал к финалу путь),
Ушам предоставляя выбор:
Одним взгрустнуть, другим вздремнуть.
Последних разбудило скерцо —
Из клавиш искры понеслись,
И всяк поверил, млея сердцем,
Что по плечу любая высь,
Что по карману всем Вальгалла
Не как туристам, а навек...
Вдруг хохот прогремел из зала,
Прервав проворных пальцев бег,
А следом — голос грубоватый:
— Чувак, ты с понтом или без?
На кой сдались моим ребятам
Твои ля-ля-фуфло-диез?
Рамсы решил попутать или
За быдло держишь, пустозвон?
Мы даже стрелку пропустили,
Хотя могли срубить лимон.
Мужик, ты тронулся умишком.
Короче, сраный рубинштейн,
Мы будем слушать Круга Мишку,
А ты играть его, ферштейн?
Чуть не обделавшись с испугу,
Слуга Эвтерпы духом пал
И целый час потом по кругу
Гонял "Владимирский централ".
Октябрь. Море поутру
лежит щекой на волнорезе.
Стручки акаций на ветру,
как дождь на кровельном железе,
чечетку выбивают. Луч
светила, вставшего из моря,
скорей пронзителен, чем жгуч;
его пронзительности вторя,
на весла севшие гребцы
глядят на снежные зубцы.
II
Покуда храбрая рука
Зюйд-Веста, о незримых пальцах,
расчесывает облака,
в агавах взрывчатых и пальмах
производя переполох,
свершивший туалет без мыла
пророк, застигнутый врасплох
при сотворении кумира,
свой первый кофе пьет уже
на набережной в неглиже.
III
Потом он прыгает, крестясь,
в прибой, но в схватке рукопашной
он терпит крах. Обзаведясь
в киоске прессою вчерашней,
он размещается в одном
из алюминиевых кресел;
гниют баркасы кверху дном,
дымит на горизонте крейсер,
и сохнут водоросли на
затылке плоском валуна.
IV
Затем он покидает брег.
Он лезет в гору без усилий.
Он возвращается в ковчег
из олеандр и бугенвилей,
настолько сросшийся с горой,
что днище течь дает как будто,
когда сквозь заросли порой
внизу проглядывает бухта;
и стол стоит в ковчеге том,
давно покинутом скотом.
V
Перо. Чернильница. Жара.
И льнет линолеум к подошвам...
И речь бежит из-под пера
не о грядущем, но о прошлом;
затем что автор этих строк,
чьей проницательности беркут
мог позавидовать, пророк,
который нынче опровергнут,
утратив жажду прорицать,
на лире пробует бряцать.
VI
Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот еще резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берЈт -
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орел двугривенника прав,
четыре времени поправ!
VII
Здесь виноградники с холма
бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит.
Крутя замедленное сальто,
луна разбиться не грозит
о гладь щербатую асфальта:
ее и тьму других светил
залив бы с легкостью вместил.
VIII
Когда так много позади
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
октябрь 1969, Коктебель
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
