Согнали моих стариков и старух
с насиженных мест, что на "блошке",
как-будто бы мало в их жизни разрух,
и каждый "с серебряной ложкой".
Не видно старья и домашних цветов,
шаров шишковатой маклюры,
нет семечек, "цацек", котят и щенков.
Ушли типажи и натуры.
А так я любила блошиный их ряд,
старух неприветливых серых,
дедков, что два слова не молвят подряд,
а если уж молвят - то перлы.
Согнали с Херсонской негнущийся люд,
найдя в оправданье увёртку,
мол, дескать, порядок нужны и уют
для дивного града-курорта.
А эти? Да, что там! Другие придут.
Чего по неумному злиться!
Другие понятно... но где я найду
ТАКИЕ страны моей лица.
Времена не выбирают,
в них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
как на рынке, поменять.
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
блещет тучка; я в пять лет
должен был от скарлатины
умереть, живи в невинный век,
в котором горя нет.
Ты себя в счастливцы прочишь,
а при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
флорентийской и проказе.
Хочешь ехать в первом классе,
а не в трюме, в полутьме?
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
блещет тучка; обниму
век мой, рок мой на прощанье.
Время — это испытанье.
Не завидуй никому.
Крепко тесное объятье.
Время — кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
с нас — его черты и складки,
приглядевшись, можно взять.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
