В разбитых фарах отражалось небо асфальта с гигантскими облаками домов, с человеческими осадками. Это – страшный город. Только в радужной оболочке луж отражается что-то далёкое и прекрасное, что-то недостижимое и ежесекундно опошляемое.... О, я знаю! – это не лужи, это ангелы: серые, чёрные, радужные, синие-синие.
Я иду по небу, и сетка проводов не даёт мне упасть.
Я улыбаюсь сквозь усталость.
Я иду по умирающей природе.
Я иду.
Я иду!
***
Весна
В мёртвых глазах снега, как отражения, уже появляются первые зелёные ростки. Они ещё не существуют и расплывчаты на безжизненных бельмах, но всё-таки видны.
Я смотрю, как Витя отламывает ветку краснотала ещё даже без намёка на листья, но живую и кровоточащую. Я морщусь, потому что не люблю этого (обрывания листьев, цветов), но понимаю и знаю, что оно есть и во мне: древнее ощущение, древнее побуждение – взять частицу живого и принести домой. Как огонь!
Чтобы жизнь никогда не кончалась.
***
Повелители диванов
О, как же мы мудры и снисходительны! Но только не трогайте нас, не смейте сомневаться в нас! О, тогда мы безжалостны…
Мы поразим вас своим красноречием – вы разрыдаетесь от правды, но не придётся вам долго плакать, ибо милосердная смерть придёт очень скоро. Милосердная, потому что вы уже не увидите, как разрушаются плоды неправедных трудов ваших.
Но пока мы лишь с усмешкой смотрим на вас; мы смеёмся и не можем понять, почему вы так нервничаете и беснуетесь. Нет-нет! Мы – знаем: это мы не даём вам покоя!
Но можете немного расслабиться, но только ненадолго, пока мы, вкусив нектара, отдыхаем от благородного гнева.
Выдыхайте… Вдыхайте...
***
Болезнь
Не хочу ничего... Лейкоциты устали сражаться за мир в моём внутреннем мире. В подкорке жуёт древесину маленький жучок атавизма, сливая информацию моим врагам.
Эй, взорвите меня нановирусами гиперзвуковыми с ядерными двигателями, ай-нанэ-нанэ! Только не длите этого кошмара.
«Привет, Витя! Смотрю, тебя уже почти починили! Как дела? А? Сложно говорить? А – гортань ещё не отрегулировали, безрукие! Ну, бывай!»
***
Вербная неделя
На уличных лотках, как на мясных лавках, рядами лежали отрезанные и оторванные конечности верб и красноталов, покрытые цыпками пушистых серёжек. Ярко светило еле тёплое мартовское солнце: желтизна и морозец. Озябшие тётки-продавщицы провожали пристальными взглядами прохожих. Город шумел: свистел, пищал, чирикал, говорил на разных языках, громыхал и лязгал техникой. И мне представилось, как в квадратном дворе, около стыдливо прикрытых бетонными шторками мусорных баков, мясники разделывают трупы деревьев.
