День наползает, бледно, с трудом, судорожно.
Я и не знаю, что от него нужно мне.
Вот у меня есть знакомый - тому подавай оружие,
судей продажных вешать, памятники не тем рушить,
стену построить, чтобы его не трогали
орки.
Я принадлежу к оркам.
Другой приятель упоительным голосом
изрекает - постигай мозг космоса,
не дави из себя политику,
мир спасёт любовь, а не митинги.
Лучезарный нравственный омбдусмен.
Уходя, примирительно бросит - Хотя...
каждому свой дзен.
У кого свой, а у кого краденый,
кому ясный дзен, кому смутная стадия.
Есть подруга - пьёт только "Крымское",
предъявляет - ты же была такой коммунисткой,
как же можешь теперь предавать интересы страны?
Нет, мы быть может немного пьяны,
но исключительно ради истины -
я всегда была очарована похуистами,
оставаясь себе на уме,
в рамках простеньких буриме,
ни к кому не имея претензий.
Всё лучшее во мне бесполезно.
Но вдруг разболелось
и мне почему-то и тошно, и больно, и горько глотать эту мерзость.
И день отступает.
День отступает вымазанный, сконфуженный.
Слушай, постой, а что тебе было нужно-то?
Замер, ощерился, выскользнул юрким сумраком,
звёзды раскинулись тлеющими окурками,
дикими, убеждёнными, что не затушены,
для чего-нибудь светлого, для когда-нибудь нужного.
Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со Сталиным на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан кастрирует козла во весь экран; агукая, играючи, шутя, мать пестует щекастое дитя. Сдается мне, согражданам не лень усердствовать. В трудах проходит день, а к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как некий виноград.
Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писателю. Писатель (он поэт), несносных наблюдений виртуоз, сквозь окна видит бледный лес берез, вникая в смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде бы пустяк по имени хандра, и во врачах нет надобности, но и в мелочах видна утечка жизни. Невзначай он адрес свой забудет или чай на рукопись прольет, то вообще купает галстук бархатный в борще. Смех да и только. Выпал первый снег. На улице какой-то человек, срывая голос, битых два часа отчитывал нашкодившего пса.
Писатель принимается писать. Давно ль он умудрился променять объем на вакуум, проточный звук на паузу? Жизнь валится из рук безделкою, безделицею в щель, внезапно перейдя в разряд вещей еще душемутительных, уже музейных, как-то: баночка драже с истекшим сроком годности, альбом колониальных марок в голубом налете пыли, шелковый шнурок...
В романе Достоевского "Игрок" описан странный случай. Гувернер влюбился не на шутку, но позор безденежья преследует его. Добро бы лишь его, но существо небесное, предмет любви - и та наделала долгов. О, нищета! Спасая положенье, наш герой сперва, как Германн, вчуже за игрой в рулетку наблюдал, но вот и он выигрывает сдуру миллион. Итак, женитьба? - Дудки! Грозный пыл объемлет бедолагу. Он забыл про барышню, ему предрешено в испарине толкаться в казино. Лишения, долги, потом тюрьма. "Ужели я тогда сошел с ума?" - себя и опечаленных друзей резонно вопрошает Алексей Иванович. А на кого пенять?
Давно ль мы умудрились променять простосердечье, женскую любовь на эти пять похабных рифм: свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь поэт включает за полночь настольный свет, по комнате описывает круг. Тошнехонько и нужен верный друг. Таким была бы проза. Дай-то Бог. На весь поселок брешет кабыздох. Поэт глядит в холодное окно. Гармония, как это ни смешно, вот цель его, точнее, идеал. Что выиграл он, что он проиграл? Но это разве в картах и лото есть выигрыш и проигрыш. Ни то изящные материи, ни се. Скорее розыгрыш. И это все? Еще не все. Ценить свою беду, найти вверху любимую звезду, испарину труда стереть со лба и сообщить кому-то: "Не судьба".
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
