я сигарета,
блажь поэта,
порой ночною
в лунном свете
я им соблазнена.
перу, чернилам,
рифме милой,
души терзаньям,
столь унылым
он предпочел меня.
целует нежно,
страсть безбрежна,
жар губ, их трепет,
прочь одежды,
огнем обнажена.
поэт стенает,
дрожь снедает,
меня губами
обнимает,
теперь я не одна.
от ласки млея,
чуть краснею,
в губах горячих
с негой тлею,
ему лишь суждена.
и пусть все тленно
в мире бренном,
поэта губы
сладким пленом
испепелят меня.
мой дым вдыхает,
в снах витает,
в душе сомненья
умолкают,
покой и тишина.
себя сжигаю,
забывая,
что у поэта
есть другая,
она ему жена.
волшебным блюзом
голос Музы
зовет поэта
к их союзу,
она ему нужна.
с последним вдохом,
с тихим вздохом,
я не ревную
к томным строфам,
моя в них пелена
Ордена и аксельбанты
в красном бархате лежат,
и бухие музыканты
в трубы мятые трубят.
В трубы мятые трубили,
отставного хоронили
адмирала на заре,
все рыдали во дворе.
И на похороны эти
местный даун,
дурень Петя,
восхищённый и немой,
любовался сам не свой.
Он поднёс ладонь к виску.
Он кривил улыбкой губы.
Он смотрел на эти трубы,
слушал эту музыку .
А когда он умер тоже,
не играло ни хрена,
тишина, помилуй, Боже,
плохо, если тишина.
Кабы был постарше я,
забашлял бы девкам в морге,
прикупил бы в Военторге
я военного шмотья.
Заплатил бы, попросил бы,
занял бы, уговорил
бы, с музоном бы решил бы,
Петю, бля, похоронил.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
