Губами тянется рассохшаяся глина
напиться из прохладного ручья.
Ты, полу-Бог, и человек – наполовину:
но сострадания крупица – чья?
Я жду. Я жду Тебя, как глина на обрыве,
где, не стыдясь безгрешной наготы,
Твои слова подобны и звезде, и рыбе,
в бормочущем сознании воды;
где ласточки живут, где норы и пещеры,
где не по мерке мне святая грусть...
Как в две́рях говорил Державин: "Князь Мещерский,
я тоже этой вечности боюсь!"