На холодном оконном стекле
снег с дождем рисуют тебя,
неумело,
белым - по мокро-прозрачному...
Получается только
твой сиренево-любящий взгляд
из-под строгих очков
с сильным минусом.
Я снимаю с окна этот зимний рисунок
и бережно
ставлю в рамку из пихты,
и пахнет, как раньше,
ожиданием нового года
и чуда, которое - ты...
А потом я беру чистый лист
и рисую разлуку:
много маленьких прямоугольников -
письма,
телефонные разговоры -
сверкающей краской, штрихами,
электричку,
в ней множество желтых окошек -
будто ряд светлячков,
шагающих смело во тьму.
А еще я рисую наш город -
с четырнадцатого этажа:
фонари, будто свечки оплывшие,
ночные дороги, пронзенные ярким неоном,
силуэты уснувших на целую зиму деревьев
и страшные сны,
где, как правило, я убегаю-лечу
из темных аллей на спасительный свет,
превратившись в маленькую сатурнию,
и в поту просыпаюсь,
когда прикасается
к обессиленным крыльям огонь...
Всё, рисунок готов. Ты сказал мне вчера,
чтобы я рисовала любовь.
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
