Ржавою бритвой отменит рассвет
Унию неба с землею,
И ты, мой звереныш ручной,
Арбалет,
Поднимешься вместе со мною.
Узнаешь ладони сухое тепло.
Вспомнишь.
Замрешь.
Рассвело.
В бронзе отлитая тишина.
Я,
Ты
И она.
Плечи вощеной подставь тетиве,
Долог ли, короток луковый век –
Песня у нас одна.
Слышишь – ни дрожи, ни ветерка.
Чувствуешь, чья рука.
Нет нам в колчане стрелы запасной,
Нет тетивы другой.
Вдохни.
Задержи.
На последней пой.
Вольное стрельбище.
Ну, родной,
Не подведи стрелка.
………
Жди и считай, как стучит в груди.
Вдохни.
Задохнись.
Отпусти.
………
* звали его так – Арбалет
Животное поэт
Вот почему тебе голодным
Быть лучше, чем вообще не быть? –
И от иллюзий жизнь свободна,
И можно ближних не любить.
А так-то – что душе угодно,
Еще рассказываешь ей
И про ослов, и про людей,
И про Роландов благородных.
О чем-нибудь, лакрицы кроме,
О короле в публичном доме
С воскресной школой пополам –
Демократично и народно
И с каждой тварью по душам.
Ну, как дела, поэт? Неплохи.
Лишь иногда кусают блохи
И хочется нажраться в хлам.
Но ты как человек – всеядный
И весь публичный как поэт.
А вдруг окинешь кухню взглядом –
И дальше аппетита нет.
………
Кричит животное осел.
«И-я» и я могу, однако –
Вот тварь библейского размаха,
Конем в историю вошел.
Он заходил в Ершалаим
Вдвоем со спутником своим.
………
Сейчас ей вздумалось об этом –
О спутниках и о планетах.
Звезда с звездою
В расчетный час звезда выходит
На пост, что твой сторожевой.
И ночь не спит, и кругом бродит,
И глаз не сводит с мостовой.
Кружит, алкая человека,
По всей Вселенной с фонарем.
А человек короче века,
Спит на пороге с косырем.
Зевает солнце, задувая
Все газовые фонари.
Темнеет. То есть рассветает.
– Нашла ли?
– И не говори.
Городов и поэтов
И проходит зима чередом,
Снег да снег, вот и море застыло.
Эта белая моль за окном,
Словно шубу, тебя подточила.
Это некому больше писать
На окне ледяного трамвая,
И такая на всем благодать,
Что вмерзаешь в нее, засыпая.
И уже безразлично, куда
Он ползет хромоного и нервно.
И сдает, и сдает города,
И не требует крови Минерва
Ни от пасынков, ни от детей,
Ни от вены холодной твоей.
Братья Раи
От тюрьмы и закрытых ворот перед ней
Не зарёкшись, придешь посмотреть на людей.
Не найдешь ничего, ни сестры, ни друзей,
А того никого, кто закажет: «Налей!» –
И за так посидит и разделит кусок,
Потому что, как ты, навсегда одинок,
Потому что назавтра, такой же, как ты,
Будет с кем-то делить из мешка простоты
Тот же самый глоток, и кусок, и слова.
Потому что бездомная мантра права –
Никогда не жалей за Него никого.
Два случайных попутчика часа ночного
До утра как последние люди знакомы,
И касается локоть локтя' твоего.
А рассвет запоет – на глазу голубом
Не увидишь ни сына, ни друга, ни дома.
С горки катится лето пустым кочаном,
Месяц рай поднимая на чертовый градус, –
Братец Каина первым провалится в август,
Братец Авеля слова не выдаст о нем.
Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со Сталиным на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан кастрирует козла во весь экран; агукая, играючи, шутя, мать пестует щекастое дитя. Сдается мне, согражданам не лень усердствовать. В трудах проходит день, а к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как некий виноград.
Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писателю. Писатель (он поэт), несносных наблюдений виртуоз, сквозь окна видит бледный лес берез, вникая в смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде бы пустяк по имени хандра, и во врачах нет надобности, но и в мелочах видна утечка жизни. Невзначай он адрес свой забудет или чай на рукопись прольет, то вообще купает галстук бархатный в борще. Смех да и только. Выпал первый снег. На улице какой-то человек, срывая голос, битых два часа отчитывал нашкодившего пса.
Писатель принимается писать. Давно ль он умудрился променять объем на вакуум, проточный звук на паузу? Жизнь валится из рук безделкою, безделицею в щель, внезапно перейдя в разряд вещей еще душемутительных, уже музейных, как-то: баночка драже с истекшим сроком годности, альбом колониальных марок в голубом налете пыли, шелковый шнурок...
В романе Достоевского "Игрок" описан странный случай. Гувернер влюбился не на шутку, но позор безденежья преследует его. Добро бы лишь его, но существо небесное, предмет любви - и та наделала долгов. О, нищета! Спасая положенье, наш герой сперва, как Германн, вчуже за игрой в рулетку наблюдал, но вот и он выигрывает сдуру миллион. Итак, женитьба? - Дудки! Грозный пыл объемлет бедолагу. Он забыл про барышню, ему предрешено в испарине толкаться в казино. Лишения, долги, потом тюрьма. "Ужели я тогда сошел с ума?" - себя и опечаленных друзей резонно вопрошает Алексей Иванович. А на кого пенять?
Давно ль мы умудрились променять простосердечье, женскую любовь на эти пять похабных рифм: свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь поэт включает за полночь настольный свет, по комнате описывает круг. Тошнехонько и нужен верный друг. Таким была бы проза. Дай-то Бог. На весь поселок брешет кабыздох. Поэт глядит в холодное окно. Гармония, как это ни смешно, вот цель его, точнее, идеал. Что выиграл он, что он проиграл? Но это разве в картах и лото есть выигрыш и проигрыш. Ни то изящные материи, ни се. Скорее розыгрыш. И это все? Еще не все. Ценить свою беду, найти вверху любимую звезду, испарину труда стереть со лба и сообщить кому-то: "Не судьба".
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
