…И ночь за ночью видит сон:
«В тот час над замком черным,
Едва обнимет деву он» –
Роняет небо зерна
На бессарабские холмы,
На лист лозы, где спали мы.
И то, что сядет на окно,
И то, что рухнет наземь, –
Горит тебе и мне оно,
Горит без всякой связи
С небесной долей и землей,
Где он просил судьбы иной.
3. Иллюстрация
Высоколобые дома
К весне отращивают клювы –
Тут секретарские костюмы
Подходят времени весьма,
Любому – при дурной погоде,
Когда от Гретхен не отводит
Глаза история сама.
Лица у фройляйн разглядеть
Не кракелюр не позволяет:
Снежинок мартовская стая,
Их воле случая стереть –
История не пострадает
Ни до, ни ныне и ни впредь.
Куда бы дело ни зашло,
Весна без нас умоет снегом
И пса, и лошадь, и телегу,
И улиц бледное крыло.
Читатель, брось за фройляйн бегать,
Ей места нет в тому втором.
И мы своим займемся делом,
Усталым выведем пером:
«Как бы лицом ни вышла дева,
Не будь история другой,
Кто дочитал бы том второй?»
И мы, не тратя красок лишних,
Оставим Гретхен под луной
Смотреть на вздернутые крыши
На репродукции одной…
…Где, не встречая слова «смерть»,
Мгновенья будут шелестеть,
Луна таить, собаки лаять
И снег над городом лететь,
Лицо от ветра укрывая.
4. Анюта
И поплачет Анюта,
И намокнет платок.
Покричать бы кому-то –
Не услышит никто.
В небе месяц повиснет,
Повисит да уйдет.
От веселой от жизни
Нюша песни поет.
Развеселые песни
За веселым столом.
Да и горько невесте,
И гостям весело.
5. «Не плачь, моя Лю»
Чем больше за окном дождя,
И ноября, и сумерек,
Тем легче дышится в гостях,
Где жили-были-умерли.
Где чайник паром обдает,
А в блюдцах гуси плавают.
Где не допишут «Турандот»
И партия не главная.
Ах, «Nessun dorma!» – не уснет
Никто сегодня в городе,
Когда Италия поет
И ночь стоит на холоде.
6. Танец семи покрывал
Прекрасная и мертвая луна
Цветет в застывшем небе Галилеи.
Она нага, бескровна и бледна
И холодна, как сердце Саломеи.
Она цветет, и царские сады
Свой забывают шелест, стекленея.
Она цветет, роняя с высоты
Семь лепестков на плечи Галилеи.
Она танцует в небе босиком,
Она танцует в небе Галилеи.
Она цветет отравленным цветком
И, как нарыв на черной коже, зреет.
………
…И оставляя чаши без вина,
И обжигая губы Саломеи,
Багровая и сытая луна
Опустится на блюдо Галилеи.
7. Галатея
Гармония, прекрасная без страсти,
Смири огонь небес и лед глубин –
Ты знаешь цену этому согласью,
Такому «Господи, благослови
Стоять на голом кафеле начала
И распускать, как волосы, цветки».
Слова твои, как бабочки, легки,
Ладонь вино из камня выжимала –
Всего лишь молви слово «Оживи!»
Вот так – чтоб Галатея задышала,
Чтоб ей хватило выжатой крови.
8. Прима
Что сцена? – балетки и доски.
Балетки и доски опять.
И мне этот жок кишиневский
На них довелось танцевать.
Наверно, не стоило дело
И тапочки левой ноги –
Воздушнее прима умела
Стоять на котурнах тугих.
О, где вы, немые танцоры,
Кто помнит мозоли и пот? –
На пальцах ушла Терпсихора.
Другая по доскам идет.
Теперь не поверится в действо,
В банкет после шумного бала –
Партеру матерых судейских
Матерее прима плясала.
Но стало ей тесно под рампой,
И стих, наплевав на занозы,
Попер, не влезая в пуанты,
По шву неошкуренной прозы.
9. Сара
Имя мое – Сара.
Время мое – лето.
Звонкие браслеты.
Завязь пустоцвета.
Имя твое Сара.
Где твои побеги?
Дети твои – реки.
Имя твое – Сарра.
С Ревностным не спорят,
Разве тебе мало? –
Разойдется море,
Рассекутся скалы.
Вот! – взойдут Завета
Огненные главы.
Вот! – сынам несметным
Царствие по праву.
Пронесу в ладони,
Славою покрою,
Выжженной строкою
Полагая явь.
– Господи! Оставь
Моих детей в покое.
10. Анна на шее
Любовь немая на груди,
И Анна черная на шее.
Идут дожди. Она бледнеет.
Стоит октябрь. Не уходи.
На лист без завтрашнего дня,
Нырнувший оловянной рыбкой,
Есть три попытки у меня –
На три ошибки.
На ночь, не выданную днем.
На день, отбившийся от стаи.
Спи, тучка, спи, не улетая,
Снись Ане белым журавлем.
11. Уленшпигель из города N.
Где-то в городе N. на окраине светится флигель –
Быть положено башне, но ладно, сойдемся на том.
В городке без названия старый живет Уленшпигель,
Совершенно название города тут ни при чем.
Каждый вечер, как только у Ламме закончится пиво
И никто не подумает кверху задрать головы,
Возвращается Неле к нему молодой и красивой.
И вздыхает сова. Но чего еще ждать от совы…
Это в городе N. закружились резные лошадки.
Это светится чем-то у Неле особенным взгляд.
Ты сегодня как будто умрешь, просто так, для порядка.
Ты не бойся, там звезды – достанешь, вернешься назад.
Ну, какой ты теперь Уленшпигель, седой и усталый?
Ты проснешься однажды, как Неле, всегда молодым.
Это сердце разбилось и бедного сердца не стало –
Будет новое сердце счастливым и город большим.
12. Дорогая моя судьба...
С благодарностью напишу.
Ты мне полные короба,
Да всего, о чем не прошу.
Как под руку к венцу ведешь,
Чтобы лиху не сбить с пути.
А в нехоженом поле рожь…
Засмотрись на рожь, отпусти.
Еще не осень - так, едва-едва.
Ни опыта еще, ни мастерства.
Она еще разучивает гаммы.
Не вставлены еще вторые рамы,
и тополя бульвара за окном
еще монументальны, как скульптура.
Еще упруга их мускулатура,
но день-другой -
и все пойдет на спад,
проявится осенняя натура,
и, предваряя близкий листопад,
листва зашелестит, как партитура,
и дождь забарабанит невпопад
по клавишам,
и вся клавиатура
пойдет плясать под музыку дождя.
Но стихнет,
и немного погодя,
наклонностей опасных не скрывая,
бегом-бегом
по линии трамвая
помчится лист опавший,
отрывая
тройное сальто,
словно акробат.
И надпись 'Осторожно, листопад!',
неясную тревогу вызывая,
раскачиваться будет,
как набат,
внезапно загудевший на пожаре.
И тут мы впрямь увидим на бульваре
столбы огня.
Там будут листья жечь.
А листья будут падать,
будут падать,
и ровный звук,
таящийся в листве,
напомнит о прямом своем родстве
с известною шопеновской сонатой.
И тем не мене,
листья будут жечь.
Но дождик уже реже будет течь,
и листья будут медленней кружиться,
пока бульвар и вовсе обнажится,
и мы за ним увидим в глубине
фонарь
у театрального подъезда
на противоположной стороне,
и белый лист афиши на стене,
и профиль музыканта на афише.
И мы особо выделим слова,
где речь идет о нынешнем концерте
фортепианной музыки,
и в центре
стоит - ШОПЕН, СОНАТА No. 2.
И словно бы сквозь сон,
едва-едва
коснутся нас начальные аккорды
шопеновского траурного марша
и станут отдаляться,
повторяясь
вдали,
как позывные декабря.
И матовая лампа фонаря
затеплится свечением несмелым
и высветит афишу на стене.
Но тут уже повалит белым-белым,
повалит густо-густо
белым-белым,
но это уже - в полной тишине.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
