И грустно, и дождя косые губы
до полной непрозрачности ложатся,
и верстовые столбики парят, как миражи.
Чем дольше с неба льёт, тем пауза важней –
там ленту пулеметную меняют
и пассажиры вышли подышать,
вернее дымом посигналить богу.
Размазывая капли по стеклу,
портреты искажая на могилах
(возможно их и делая точнее),
очередное кладбище прошли...
А лес вокруг - дремучий, между крон
угрюмый леший с дятлом на плече
качает сучковатую коленку
и пристально вслед поезду глядит.
Личинки, тля и мелкие жучки
в его сосудах привлекают птицу –
так скоро он рассыплется на части
и новый леший нужен будет лесу,
возможно, что из сосен или елей –
с густой смолой – живой – живой,
как в этих дачах (редкие) сады,
которые мелькают за окном.
Ведь на исходе жизни бабка приезжает,
копает, граблит, выдирает с корнем...
и тянутся крыжовники и розы,
плоды качаются на яблонях и сливах,
и души человечьи в синицах,
а в людях - тля и мелкие жучки.
