Невидима, свободна и жива,
продрогшей стаей - лёгкой и прозрачной,
взлетает серпокрыло синева
из окон пробудившихся чердачных.
Капельной насыщается водой.
И дольше света длится нота «До»…
***
Наивный Март - святой евангелист,
голубоглазым отроком глазеет:
под воробьиной флейты пересвист
весна танцует - дерзкой Саломеей,
и сок струится змейкой по коре,
но вздрогнет звук на ломкой ноте «Ре»
***
Здесь солнечных оболов медяки
на крыльях листьев – первых, робких, клейких.
А в переходах, для людской реки,
и жизнь, и смерть играют на жалейках.
И, наблюдая сверху за людьми,
застынет, в любопытстве, нота «Ми»
***
Успеть бы в путь, до первых облаков:
в поля, в луга, в себя, в леса, в пампасы.
Орать и петь до хрипа, чтоб легко
боль отпустить шмелём золотоглазым.
Вибрирует на нитке слово «жить», -
так нотой «Фа» воздушный змей дрожит.
***
Намедни дождь топтался у порога,
А нынче - солнце катит колесом, -
враз на поклон идти к грибному богу.
В лесной прохладе мыслей свежих сонм
прижмётся щеном к памяти – волчице,
и нота «Соль» сквозь землю просочится…
***
Век – ярмарочный петушок в горсти,
горчащий жженым сахаром заката.
Озвучить жизнь - не площадь перейти,
под свист толпы, плясуньею канатной.
Губами еле слышно шевеля
Шарманщик полирует ноту «Ля»
***
Бессонница считает вслух до ста,
И, словно фолиант - старинный, редкий,
ночь норовит по-своему сверстать.
У осени, на опустевшей ветке,
надкушенное яблоко висит -
протяжной, лунной, яркой нотой «Си» …
Еще далёко мне до патриарха,
Еще не время, заявляясь в гости,
Пугать подростков выморочным басом:
"Давно ль я на руках тебя носил!"
Но в целом траектория движенья,
Берущего начало у дверей
Роддома имени Грауэрмана,
Сквозь анфиладу прочих помещений,
Которые впотьмах я проходил,
Нашаривая тайный выключатель,
Чтоб светом озарить свое хозяйство,
Становится ясна.
Вот мое детство
Размахивает музыкальной папкой,
В пинг-понг играет отрочество, юность
Витийствует, а молодость моя,
Любимая, как детство, потеряла
Счет легким километрам дивных странствий.
Вот годы, прожитые в четырех
Стенах московского алкоголизма.
Сидели, пили, пели хоровую -
Река, разлука, мать-сыра земля.
Но ты зеваешь: "Мол, у этой песни
Припев какой-то скучный..." - Почему?
Совсем не скучный, он традиционный.
Вдоль вереницы зданий станционных
С дурашливым щенком на поводке
Под зонтиком в пальто демисезонных
Мы вышли наконец к Москва-реке.
Вот здесь и поживем. Совсем пустая
Профессорская дача в шесть окон.
Крапивница, капризно приседая,
Пропархивает наискось балкон.
А завтра из ведра возле колодца
Уже оцепенелая вода
Обрушится к ногам и обернется
Цилиндром изумительного льда.
А послезавтра изгородь, дрова,
Террасу заштрихует дождик частый.
Под старым рукомойником трава
Заляпана зубною пастой.
Нет-нет, да и проглянет синева,
И песня не кончается.
В пpипеве
Мы движемся к суровой переправе.
Смеркается. Сквозит, как на плацу.
Взмывают чайки с оголенной суши.
Живая речь уходит в хрипотцу
Грамзаписи. Щенок развесил уши -
His master’s voice.
Беда не велика.
Поговорим, покурим, выпьем чаю.
Пора ложиться. Мне, наверняка,
Опять приснится хмурая, большая,
Наверное, великая река.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
