Сигаретный дымок, в потолок убегающий вязью,
Запотевший хрустальный бутон с чем-то сладким и крепким..
Я прощаю тебе непростимое однообразье
Комплиментов. И снова судьбу доверяю монетке:
Решка – выпью еще и останусь, орел – не сложилось.
Мне давно все равно, что там выпадет – лишь бы монетка
Под чужую кровать недвусмысленно не закатилась
И не встала ребром. Но такое случается редко.
Как же хочется чуда!... Я раньше не раз представляла,
Хоть закон тяготения вбила в сознание школа,
Что подброшенный мной серебристый кусочек металла
Вдруг зависнет, бесшумно кружась, в сантиметре от пола,
Что Вселенная ткнет меня носом – тут случай особый,
Перекресток желаний – все сбудется, все состоится:
И семья, и детишки, и сильное чувство до гроба -
Пыль с короны стряхните, принцесса, Вы встретили принца!...
Бог монетку луны вновь подвесил в проеме оконном,
Мол, смотри – так бывает, а ты мне не веришь, дуреха…
Но реальность, коснувшись паркета с рассерженным звоном,
Четко выдала решку. И может быть, это неплохо.
Ты мне руку кладешь на колено и дышишь все чаще,
Захлебнувшись словами от страсти - такой безответной…
Я устала искать оправданья, вдыхая дрожащий.
К потолку убегающий вязью дымок сигаретный.
Затушила окурок – холодная, пьяная, злая,
И тебя обняла, до мурашек себя презирая.
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
