Он сходил на войну:
плетение мёртвых тел,
серые и чёрные пейзажи -
безвкусица с привкусом крови и пороха.
Он узнал больше, чем увидел, чем услышал,
чем почувствовал, когда из бедра
вынимали осколок шрапнели.
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть.
Сигарета не имеет вкуса
и заканчивается быстрее, чем пуля находит сердце,
а, кажется, сердце было повсюду и чего его искать-то?
Куда ни плюнь.
Это потом - окопы, укрыться, лечь,
незаметно, не двигаясь, ждать,
как проходят солдаты, стреляя тех, кто шевелится, дышит.
Нет, не найдёт.
Ни солдат, ни пуля, никто.
Спрятано так, что потеряно.
Будет ходить, искать, звать,
но ни тумана, ни ёжика.
Сплошное 4K.
Ни намёка,
лишь запредельная четкость (не ясность),
упорядоченная свалка:
ничей асфальт, ничья дверь, ничьё имя.
Но ничьё не значит свободное,
взять и присвоить нельзя,
просто за каждой вещью тянется шлейф этой скорби,
как за сигаретой - дым.
Мне кажется, что "шрапнель вынимали из бедра" не вполне точно сказано. Или...?
Хорошо задумано стихотворение (по всему).)
А что такое 4К (не соображу)? Это что-то со зрением как-то связанное или... ?
Да, шрапнель весьма неточно сказано)) Надо будет подумать. 4K это разрешение цифрового изображения 4000 pixel по ширине.
Нормально сказано. Ибо, с одной стороны, шрапнель - это (не из вики, упаси-боже) "разрывной артиллерийский снаряд, начиненный шаровидными пулями для поражения живой силы противника" (напр., две шрапнели разорвались над нашими головами), но с другой стороны - это и "пули, которыми начинен снаряд" (напр., шрапнелью оторвало ногу).
Очень много интересных находок. Одна эта чего стоит...
но ничьё не значит свободное,
взять и присвоить нельзя
Всё же исправил, да, можно ссылаться на словарь Ефремовой, и я всегда воспринимал именно оба смысла этого слова, но вообще-то момент не столь принципиальный, пусть соответствует всем словарям)
Пусть)
А я бы не стал слушать того, кто эту шрапнель не выковыривал
А того, кто выковыривал ещё найти надо где-нибудь.
ооо! именно сходил!
другое будет хуже. нужна обыденность.
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть
можно в шорт? не выберут, но почитают.
Нужно
СПАСИБО
Итак, как мне показалось с самого начала, «сходил» здесь именно то. Это обыденное повседневное слово, отражающее монотонность бытия, входит в резкий и бескомпромиссный диссонанс с ужасом, который, опять-таки, будучи пережитым много раз и во многих вариациях, тоже превращается в обыденность. Выстраиваются психологические щиты и барьеры, слегка едет крыша… или не слегка. «Безвкусица с привкусом крови и пороха». И цикл завершается… Сходил. А вот потом… А потом расхлебывать… всю жизнь…
«Он узнал больше, чем увидел, чем услышал»… и далее со шрапнелью (кстати, новый вариант, конечно, лучше). Эта фраза не так бросается в глаза, но она очень мудрая. Именно так. Автор отрезал все внешние способы передачи знания и, тем не менее, говорит, что ЛГ узнал более, чем мог бы традиционно. Знание, как таковое, иногда возникает внутри из ниоткуда. Из ниоткуда ли или дается кем-то? Или мы переходим на следующий уровень и уже в состоянии взять его? Это сложный вопрос и, точно, не этого разбора :-).
С этим знанием нечего делать:
ни поделиться, ни перечеркнуть.
Эту пару фраз я снова выделяю… Нафик никакому пресловутому большинству твой горбатый смертельный экспириенс не нужен. Подавляющему большинству. Увы. Не воспринимают его. Не на той ступени. Я тоже, может, не на той. Но я провожу аналогию и пытаюсь взглянуть с другой стороны, я думаю об этом, меня это волнует… Думаю, как и автора. Думаю, как и многих других. Не буду далеко ходить, возьму только кино. Наше, 21 века. Сокуров, Быков, Сигарев, Попогребский, Звягинцев, Калатозов, Лозница, Хлебников. Они же мучаются… они (со)страдают. Они проживают в себе… А так, да – ни поделиться, ни предупредить, ни научить. Но и не забыть тоже никак.
«а, кажется, сердце было повсюду» - когда в тебя летят пули, сердце становится таким большим и таким готовым словить этот дурной кусочек свинца! Это очень метко сказано.
А дальше «ни тумана, ни ежика». Ждать. Этот фрагмент мне кажется слабее прочих. Ну, чуток выбивается из оч. сильного остального. Да и то имхо )
А еще дальше очень сильная концовка. В запредельной четкости* и «невыносимой легкости бытия» встает панорама застывших вещей. Еще недавно двигающихся, кричащих, ругающихся, стреляющих… а сейчас – мертвых безликих вещей. У них уже нет имен, нет принадлежности. Но их и не взять. Потому что и их, как таковых, нет. Это – нечто чуждое. Лишь над нагромождением этих вещей-артефактов-декораций сигаретным дымком, паром отлетевшего дыхания и неостывшего тела витает эманация того, что имело имя… Да и та растворится с минуты на минуту…
---------
*Идея про 4К исключительно хороша. Мне напомнила AES+F. Inverso Mundus. Погуглите, если что. Надо только не картинки, а видео смотреть, которое под Равеля и 23-ий Моцарта
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель,-
Гласит летописца сказанье,-
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту,-
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!"-
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.