Маленькие человечки заправляют огромной моей страной -
Ненасытны брюшками, кровожадны клычками -
Паучки вездесущие;
Шествуют и снуют они по лестницам да этажам надо мной –
Ловко-цепкие лапками,
Ушло-зоркие глазками,
Ультра-чуткие ушками.
Маленькие человечки облачаются в должности и чины,
Носят мордочки с подобострастием либо
С достоинством лаковым.
Маленькие человечки бывают монументальной величины
На экранах вещательных,
На портретах под ретушью
Со значками на лацканах.
Маленькие человечки греют попы в правительственных авто,
Нежат в банях турецких, в лагунах лазурных
Вне дач государственных...
Маленькие человечки забывают, как шаток литой престол
На ветрах переменчивых
В непокорном Отечестве
В паутинных лжецарствах их…
Маленькие человечки полагают, что дни их не сочтены,
И фураж демократии сыплют народу,
Как дойной коровушке.
Маленькие человечки - они, сердобольные, обречены
Спеленать мои крылышки,
Заслонить моё солнышко,
И сожрать мою кровушку!..
Юрка, как ты сейчас в Гренландии?
Юрка, в этом что-то неладное,
если в ужасе по снегам
скачет крови
живой стакан!
Страсть к убийству, как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая,
она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине...
Он лежал посреди страны,
он лежал, трепыхаясь слева,
словно серое сердце леса,
тишины.
Он лежал, синеву боков
он вздымал, он дышал пока еще,
как мучительный глаз,
моргающий,
на печальной щеке снегов.
Но внезапно, взметнувшись свечкой,
он возник,
и над лесом, над черной речкой
резанул
человечий
крик!
Звук был пронзительным и чистым, как
ультразвук
или как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!
Это была нота жизни. Так кричат роженицы.
Так кричат перелески голые
и немые досель кусты,
так нам смерть прорезает голос
неизведанной чистоты.
Той природе, молчально-чудной,
роща, озеро ли, бревно —
им позволено слушать, чувствовать,
только голоса не дано.
Так кричат в последний и в первый.
Это жизнь, удаляясь, пела,
вылетая, как из силка,
в небосклоны и облака.
Это длилось мгновение,
мы окаменели,
как в остановившемся кинокадре.
Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.
Четыре черные дробинки, не долетев, вонзились
в воздух.
Он взглянул на нас. И — или это нам показалось
над горизонтальными мышцами бегуна, над
запекшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.
Глаза были раскосы и широко расставлены, как
на фресках Дионисия.
Он взглянул изумленно и разгневанно.
Он парил.
Как бы слился с криком.
Он повис...
С искаженным и светлым ликом,
как у ангелов и певиц.
Длинноногий лесной архангел...
Плыл туман золотой к лесам.
"Охмуряет",— стрелявший схаркнул.
И беззвучно плакал пацан.
Возвращались в ночную пору.
Ветер рожу драл, как наждак.
Как багровые светофоры,
наши лица неслись во мрак.
1963
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.