Заползает в открытую форточку звук одиночества,
вместе с холодом осени тянется к голым ступням.
Забирает тепло, просыпается злое пророчество
и грядёт по-слоновьи по рвущимся с треском теням.
– Не пугай меня, ладно? Какое ещё одиночество?
Странный звук – просто шорох, случайно влетевший в окно,
как ночной мотылёк, угодивший в открытую форточку
на тепло. Да и тени уютно свернулись у ног.
– Но коварно бегут паучки позвоночными тропами
и за горло цепляются скользкие пальцы… Кого?!
То ли шутит беспалый и нечисть блазнится хворобами,
То ли слышу за гранью живого мучительный звон.
– Отпусти паучков – пусть бегут по углам с антресолями
и плетут паутины, и ловят в них холод и ночь.
Одиночество – яд, но зачем-то его в горло колем мы.
Антидот-разговор от хворобы нам должен помочь.
– Разговаривать, лёжа на крыше, с капризными звёздами
и лениво чертить на поверхности пыльной Луны
перемены судьбы, перепетые лихо зюйд-остами,
и вплетать в полотно разговора слова тишины.
– Размечталась, подруга моя, крыши нынче холодные,
даже кошки – и те распластаться на них не спешат.
Как представлю себя, возлежащую под небосводами,
так стихает и глохнет моя дождевая душа…
От души до звезды – разновременность хуже отчаяния,
от Луны до надира – условность пространственных дыр,
одиночество падает звёздами в жесте раскаяния
на земное рябое сукно – многоцветный мундир.
Вечный сон – хорошо, только спать почему-то не хочется.
Звёздный трассер кружится по небу, как пьяный танцор,
а беззубое лихо хихикает новым пророчеством,
продолжая безумный, но важный ночной разговор.
