Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас — величайший дар, доставшийся нам от поры детства. Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель
"...всё когда-нибудь будет, не спрашивай, только когда..."
"Светло?"
buhta
Верно, неважно по сути, что фат, что франт:
время накажет вытянуться во фрунт,
выйти за скобки, выбить у бога грант
сделать хотя бы чуть-чуть плодородней грунт.
Небо все ближе – поэты, увы, не лгут, –
меньше планета, дальше, видней, видней;
каждой прорехе важен ее лоскут,
Вергилию каждому нужен его Эней.
Каждому сладкому прянику – длинный кнут,
каждой Голконде – хотя бы один вампир,
крест для любви, на котором ее распнут,
каждой вселенной свой Бах, а ему клавир.
Сердце седеет и душу побила ржа,
иглы все до последней собрал Портной
в кардиограмму; к храму идет баржа,
путь из «когда» в «зачем» пролагает Ной.
Бахово – Баху. Пока не увял цветок,
можно взлететь в бесконечно глубокий ров
или пойти написать на сарае то,
что бы хотелось увидеть там вместо дров.
Сны не сгорают дотла, земляничный конь
в синих полях догоняет твое светло;
все журавли возвращаются на ладонь
за ожиданьем, что тихо из глаз текло…
Анциферова. Жанна. Сложена
была на диво. В рубенсовском вкусе.
В фамилии и имени всегда
скрывалась офицерская жена.
Курсант-подводник оказался в курсе
голландской школы живописи. Да
простит мне Бог, но все-таки как вещ
бывает голос пионерской речи!
А так мы выражали свой восторг:
«Берешь все это в руки, маешь вещь!»
и «Эти ноги на мои бы плечи!»
...Теперь вокруг нее – Владивосток,
сырые сопки, бухты, облака.
Медведица, глядящаяся в спальню,
и пихта, заменяющая ель.
Одна шестая вправду велика.
Ложась в постель, как циркуль в готовальню,
она глядит на флотскую шинель,
и пуговицы, блещущие в ряд,
напоминают фонари квартала
и детство и, мгновение спустя,
огромный, черный, мокрый Ленинград,
откуда прямо с выпускного бала
перешагнула на корабль шутя.
Счастливица? Да. Кройка и шитье.
Работа в клубе. Рейды по горящим
осенним сопкам. Стирка дотемна.
Да и воспоминанья у нее
сливаются все больше с настоящим:
из двадцати восьми своих она
двенадцать лет живет уже вдали
от всех объектов памяти, при муже.
Подлодка выплывает из пучин.
Поселок спит. И на краю земли
дверь хлопает. И делается уже
от следствий расстояние причин.
Бомбардировщик стонет в облаках.
Хорал лягушек рвется из канавы.
Позванивает горка хрусталя
во время каждой стойки на руках.
И музыка струится с Окинавы,
журнала мод страницы шевеля.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
